Он стоит по правую сторону от трона, облаченный в черный военный мундир, его желтые глаза смотрят на меня так, словно хотят выжечь на моем лице слова, которые знает только он. Хотя вряд ли их пропустит цензура, и мне на шее придется носить табличку с цензом "18+".

Как же я тебя ждала, яхонтовый ты мой! Я так тебя ждала, что сейчас не смогла сдержать широкой радостной улыбки, прямо глядя в твои сузившиеся в предчувствии беды желтые глаза. Чувствуешь этот запах, генерал? Так пахнет твой горящий зад. И остановить меня некому. Я не спорю, я та еще врушка, у меня хобби такое, но есть вещи, пообещав которые, я обязательно выполняю. Это потому, что я обещаю их не кому-то там, а самой себе. Такие обещания для меня сродни клятвам — не подлежат нарушению.

Церемониймейстер объявляет меня по микрофону, его голос разносится по всему залу, размером со стадион, а я как корабль в ночи иду на желтый свет маяка его глаз и моей мести. Когда я преодолеваю под голос нашего ведущего все важные события человека половину пути, Лаен со злостью в глазах выразительно смотрит мне на шею, где больше нет его ошейника. А я улыбаюсь еще шире. Так, что это становится почти неприлично. Но что мне приличия, когда весь эшелон власти очарован моим колдовством? Они не будут осуждать меня за чересчур радостное приветствие наследника. Ведь я, как злая колдунья из сказки, заколдовала все королевство и вышла замуж за короля. Ну, почти вышла. На мне нет ни кольца, ни браслета, что Лаен подарил. Их я сняла еще неделю назад с помощью второго генерала. Оказалось, что он был рад подосрать своему конкуренту и освободить такую замечательную девушку, как я от "ничем не обоснованной тирании наследника".

Когда я достигла цели, Элиот уже стоял на ногах и изо всех сил пытался сгореть со стыда за свое поведение, стоя рядом с наследником и императором, который не удостоили его и взглядом. Правильно, если кто-то сошел с ума, то не надо винить его. Судя по взглядам, винить будут меня. Хвала Небу, у меня иммунитет к обвинениям, и максимум, что мне будет — это чихну. Профессиональная невосприимчивость, знаете ли, которую я выработала еще в четырнадцать лет, так же, как и бессовестность.

— Где артефакт? — тихо, что бы другие не услышали, шипит Лаен. Они с императором оба желтоглазые и черноволосые, но у меня язык не поворачивается назвать их похожими. Это как сравнивать боевой молот с рапирой: один удар первого и от второго останется только звон осколков, хоть они и сделаны оба из металла.

— На помойке. — хищно оскаливаюсь я, и широко раскидываю руки в стороны, громко и радостно произнося: — Обнимемся, племянничек? Так долго не виделись. Подавил восстание? Мы с твоим дядюшкой очень уж переживали за твою сохранность.

Он не успевает сообразить, что вообще происходит, как я меняю маску с оскалом на лицо доброй тетушки и крепко его обнимаю. У меня зудит колено вмазать ему в пах со всей дури, но нет. Для Лаена у меня припасена особая справедливость. Я выпускаю розовый туман из пальцев, что лежат на его плечах. Он знает, что я хочу, и сделает это. Элиот стоит рядом, и я незаметно касаюсь и его, оставляя на рукаве облачко розового дыма. Это момент — момент моего триумфа. Миг свершившейся мести.

— Ты повел себя, как педик, так будь же им до конца. — шепчу я напоследок ему на ухо, отстраняясь и делая шаг к императору. Мне не надо оборачиваться и смотреть, что бы знать, что сейчас происходит там. Я вижу это всем сердцем обиженной волшебницы.

Вот Лаен и Элиот встречаются взглядом. Вот миг озарения на их лицах, когда они понимают, что любили друг друга всю жизнь. Вот побочное действие моей магии в лице повышенного либидо этих двоих. И вот их неумелые попытки скрыть его последствия полами мундира и шляпой с пером.

— Вика, что происходит? — почти не размыкая губ и не меняя выражения лица, тихо спрашивает Айдан.

Он все так же смотрит в зал, ждет когда церемониймейстер закончит болтать, тысячами прилагательных описывая состоявшееся торжество и его причины в моем изощренно отомстившем лице, чтобы приступить к церемонии представления, после которой состоится грандиозная попойка. Но я этого уже не увижу, я буду спать и, чем черт не шутит, может даже буду храпеть от счастья.

Я становлюсь слева от его трона, принимаю величественную позу, и одаривая своих будущих подданных и именитых гостей великолепной улыбкой, незаметно засовываю левую руку в карман.

— Справедливость, мой император. — нежно выдыхаю я и жестом фокусницы достаю карамельку в яркой обертке из кармана. — Будете конфетку?

Церемониймейстер закончил распинаться, и пришел черед представления гостей. Для этих целей организаторами была сделана специальная сцена с микрофоном, куда гости будут подниматься и что-то нам говорить. Народ уже предвкушал себя на сцене в центре внимания, гомонил, вспоминая написанную заранее речь, а группа детей носилась между гостями, играя в догонялки. Атмосфера в зале царила веселая и непринужденная, а у нас возле трона набирало обороты безудержное веселье.

— Какая еще справедливость, женщина? — мрачно глядя перед собой, процедил император. Он сидел на троне будто кол проглотил, а его широкие смуглые ладони покоились на подлокотниках, мелко подрагивая.

— Неделю, Дан. — тихо выдохнула я, продолжая лучезарно улыбаться гостям. — Я целую неделю носила его артефакты. Знаешь ли ты, что Лаен выходил на связь не только в те минуты, когда хотел поговорить с тобой? Конечно, знаешь. Ведь я сама тебе об этом говорила. А что сказал ты? Не мешай, женщина, мне некогда, государственные интересы того требуют. А на мои интересы вам всем было глубоко плевать. Я, может, хочу принимать душ в одиночестве, а не с подселенцем в собственном теле. Все это время я жила только мыслями о мести, золотой мой. Мои интересы того требуют, и остановить меня некому. Как ты говорил мне? В этой стране выживает сильнейший? Так вот сейчас сильнейшей стала я. Не нравится мой подход? Попробуй помешать.