Шрифт:
Десять метров до них.
– Ну, в натуре! Цветы я должен отдать?
– Ты чё, в отделении доспать хочешь? – спросил костистый. Они рядились под ментов!
Пять метров.
– Бля буду! Не найду, мне же домой не войти!..
Три метра.
– Эй, кореша, что вы как неродные…
Метр. Я протянул к костистому букет, нафаршированный пистолетом.
И тут Кот прыгнул. Никогда нигде никому – Ирине Родниной или Оксане Баюл, Гриценко или Пахомовой – не снился такой «двойной тулуп»! Без поддержки! С наручниками за спиной! Фантастической разножкой он с лета, как косой, срубил конвойного перед собой на асфальт и, не переводя дыхания, в плавном приземлении вломил ему коленом по яйцам.
Во времени, расслоенном, как босфорская вода, секунды этих падл текли очень плавно, зримо, рельефно, а мои неслись, как велосипедные спицы на солнце.
Бандаморда, ведущий Теслимовку, стал рапидно вытягивать правую руку из кармана, а чемодан – сука! – все равно не выпускал. Дурак, надо было держаться не за ручку чемодана, а за рукоятку пушки. Твой флажок на часах упал, как мои замечательные цветы-птицы опали на тротуар, обнажив «беретту», упертую ему в пузо.
– Стреляю, сука! – сказал я убедительно. – Не шевели рукой в кармане, потом дырки не заштопаешь…
И чтоб не искушать этого урода, неожиданно ударил лбом в лицо – хруст хрящей и его короткий вопль еще не стихли, а я уже вынимал из кармана его «макарова».
– Сережа! Сзади!.. – полоснул улицу пронзительный Ленкин визг.
Я рухнул с подкатом и переворотом наземь и увидел, как от кофейного «Жигуля» бежит ко мне третий боец с пистолетом, вдруг харкнувшим коротким дымком. Взвизгнула рядом пуля, но еще не смолк гулкий тяжелый шлепок выстрела из «ТТ», как короткой злой серией татакнула очередь из автоматического браунинга, и бегущий подпрыгнул, споткнулся и стал медленно проседать, заваливаясь вперед, пока не врубился в мостовую. Я оглянулся – Лена стояла у капота нашего джипа, и в руках у нее плясал никелированный пистолет.
Значит, так, давайте договоримся: «лежачих не бьют» – это придумали лежачие, которые собрались убивать стоячих. Бьют и лежачих! Особенно если не хочешь прикончить, а собираешься всерьез отключить.
Вырубил я их. Переднему, которого так четко приземлил Кот, не повезло особенно – он поднял голову, высунул ее наружу из-под навалившегося Кота. Спросите любого футболиста – идеальная позиция для штрафного удара с навесом на ворота. Лаковые туфли хуже бутсов, но все-таки…
Бедная Теслимовка была в обморочном состоянии. Лена волокла ее за руки в джип, она упиралась.
Кот орал мне:
– Ключи у них отбери! Там от браслетов… Чемодан, чемодан возьми!
Отобрал. И пистолеты. Подошел к стрелявшему в меня водиле, которого подсняла Лена. Вокруг бедра натекала бурая лужа, венозная. Поднял валяющийся «ТТ», и он тонким, дребезжащим голосом сказал:
– Не стреляй, брат…
– Нужен ты мне, говнюк!
Ухватил коричневый чемоданчик и потащил Кота к машине:
– Шевелись, шевелись… Милицию ждешь?
– Не жду, Серега. Закон – на злых собак не зови волков…
– Лена, за руль! – скомандовал я. – Все, поехали…
Не знаю, как там получилось по быстрому времени, струей мчащемуся поверх Босфора, а по обычному, московскому летнему времени – думаю, секунд в пятнадцать уложились. Может, в двадцать…
Кот Бойко:
ДРУГОЙ УМ
Лора немного успокоилась, ее перестал бить колотун. Тесно прижавшись, она тихо сидела рядом со мной, будто дремала.
А Серегина подруга – девка-молоток, крутит баранку, негромко напевает модный хит «Белив», покуривает сигарету, хоть бы хны!
– Сережа, ко мне надо ехать, – сказала она, как только мы с визгом дернули с Куликова поля нашего, с Ледового побоища на Бородине. – Надежнее всего. Там искать будут в последнюю очередь…
– Поехали, – согласился Серега. – Езжай не быстро, не нарушай.
Она вздохнула, на миг обернулась ко мне:
– И это говорит мне полицейский якобы с человеческим лицом! – И тихо, ликующе засмеялась: – Который втравил меня в страшные уголовные события! Невинная чистая девушка попала в бойню, как кур в ощип…
– Невинная чистая девушка, не говорите этого никогда при болгарах! – драматически воскликнул я – не мог удержаться, не поделиться с таким боевым товарищем из сокровищницы жизненных наблюдений.
– Почему? – удивилась она.
– У меня был дружок, Любомир Танев, чемпион Болгарии. У нас на соревнованиях услышал про этого самого кура и пришел в ужас от такой садистской жестокости. На их южнославянской фене кур обозначает мужской член, и Любо никак не усекал, зачем его совать в щи, в любимый всенародно, можно сказать, кипящий кислый суп из капусты…