— Господин Кольбер всегда с похвалой говорил мне о вас, и плохо бы ему пришлось, если бы он стал говорить иначе.

— О, это прекрасно!

— Но он также хвалил этого молодого человека.

— И вполне справедливо, — сказал мушкетер.

— По-видимому, этот молодой человек храбрец, — прибавил Людовик XIV, желая обострить чувство досады, которое он подозревал у д'Артаньяна.

— Да, ваше величество, храбрец! — повторил мушкетер.

Он был в восторге, что может обратить внимание короля на Рауля.

— Вы с ним знакомы?

— Да, лет двадцать пять, ваше величество.

— Но ему едва исполнилось двадцать пять лет! — воскликнул король.

— Ваше величество, я его знаю со дня его рождения.

— Правда?

— Ваше величество, — смутился д'Артаньян, — вы спрашиваете меня с недоверием, в котором я вижу постороннее влияние. Господин Кольбер, сообщив вам такие подробные сведения, вероятно, забыл сказать, что этот молодой человек сын моего близкого друга.

— Виконт де Бражелон?

— Да, ваше величество. Отец виконта де Бражелона — граф де Ла Фер, который так удачно содействовал реставрации Карла Второго. О, Бражелон из рода храбрецов!

— Значит, он сын того вельможи, который приехал ко мне или, вернее, к Мазарини от имени короля Карла Второго с предложением заключить с ним союз?

— Совершенно верно.

— И этот граф де Ла Фер — храбрец?

— Государь, этот человек обнажал оружие за вашего отца большее количество раз, чем можно насчитать дней в жизни вашего величества.

Теперь Людовик XIV закусил губу.

— Хорошо, господин д'Артаньян, хорошо! И граф де Ла Фер ваш друг?

— Уже сорок лет, государь. Ваше величество видит, что все это началось не вчера.

— Вы хотели бы встретить этого молодого человека, господин д'Артаньян?

— Буду в восторге, ваше величество.

Король позвонил. Появился лакей.

— Позовите виконта де Бражелона, — приказал король.

— Как, он здесь? — спросил д'Артаньян.

— Он сегодня дежурит в Лувре с отрядом дворян принца Конде.

Едва успел король договорить, как вошел Рауль.

Увидев д'Артаньяна, он улыбнулся ему очаровательной улыбкой, свойственной только молодости.

— Ну, Рауль, — встретил его д'Артаньян, — король позволяет тебе поцеловать меня. Только раньше поблагодари его.

Рауль поклонился с такой грацией, что король, ценивший все чужие достоинства, если только они не затмевали его собственных, залюбовался красотой, статностью и скромностью Бражелона.

— Виконт, — обратился к нему Людовик, — я просил принца Конде уступить мне вас и получил его согласие. Итак, с сегодняшнего утра вы сострите при моем дворе. Принц Конде был добрым господином, но, я надеюсь, вы ничего не потеряете от перемены.

— Да, будь спокоен, Рауль: служить королю неплохо, — заметил д'Артаньян, который, поняв характер Людовика, ловко играл на его самолюбии, конечно, соблюдая меру и приличие; он умел льстить даже под видом насмешки.

— Ваше величество, — сказал Бражелон тихим мелодичным голосом, стой свободой и непринужденностью, которую он унаследовал от отца, — я не с сегодняшнего дня служу вашему величеству.

— О да! Вы хотите напомнить мне о происшествии на Гревской площади. В тот день вы действительно хорошо за меня постояли.

— Ваше величество, я говорю не об этом. Как я могу напоминать о столь ничтожной услуге в присутствии такого человека, как господин д'Артаньян!

Мне хотелось напомнить о случае, который был в моей жизни важным событием и побудил меня с шестнадцати лет посвятить свою жизнь службе вашему величеству.

— А что же это за случай? — спросил король. — Скажите.

— Когда я отправился в свой первый поход и должен был присоединиться к армии принца Конде, граф де Ла Фер провожал меня до Сен-Дени, где покоятся останки короля Людовика Тринадцатого, ожидая преемника, которого, надеюсь, бог не пошлет ему еще долгие годы. Тогда граф предложил мне поклясться прахом наших властителей в том, что я буду служить королевской власти, олицетворенной в вас, государь, буду ей верен и в мыслях, и в словах, и в действиях. Я поклялся, и клятву мою услыхали бог и усопшие короли. За десять лет мне представилось гораздо меньше случаев, чем мне бы хотелось, сдержать свою клятву. Но я всегда был не более как солдат вашего величества и, переходя на службу к вам, меняю не господина, а только гарнизон.