Шрифт:
– Ага! – воскликнул Копейкин. – А я, изволишь видеть, знал, что здесь кто-то из женщин живет, то-то все прибрано…
– Прекрати; я обижусь.
В столовой, где все блестело и отливалось в голубых тонах, за круглым столом, с чашечкой ароматного чая сидела молоденькая темноволосая девушка в каштановом платье с турнюром. Это была двоюродная по матушке сестра Льва Аркадьевича Елена Порфирьевна Кауц (Делянова) двадцати двух годов от роду. В шестнадцать лет она вышла замуж за немца-музыканта Людвига Вильгельма Кауца, учившего ее игре на фортепиано. С самого дня замужества она стала жить беспокойно, переезжая с места на место. Сперва супруг забрал ее в свой родной город Мюнхен, где она скоро поссорилась с его родней и, бросив все, вернулась в Москву, в непримечательную каморку на окраине, затем поселил ее в Петербурге, где она заболела простудой, затем снова увез в Мюнхен, и под конец заселил ее в какой-то уездный город. Когда денег на жилье и переезды почти не осталось, решено было выпросить у родственников Елены забытую усадьбу под Тулой. Согласия они добились, но вот немец деревенскую жизнь невзлюбил и, переругавшись с соседями, вернулся в Германию. От него еженедельно приходили письма, в которых он умолял ее приехать, но Елена Порфирьевна их игнорировала и сжигала.
Характер у нее был, не сказать, чтобы спокойный: она то сидела смирно и занималась каким-нибудь делом, то рвалась куда-нибудь уехать, посмотреть на чужую жизнь, то вдруг начинала ныть, глядя на дожди и слякоть, то, наоборот, веселиться и дурачиться в лучах солнца. У Елены Порфирьевны была одна очень сильная страсть: она жутко любила все иностранное, начиная от заморских вещичек, заканчивая учебниками о культуре или истории какого-нибудь государства. Она, говоря откровенно, и замуж вышла только лишь из-за желания узнать немецкую душу. Повсюду она искала чужеземцев, чтобы засыпать их вопросами и вникнуть во все тайны их родины. Однажды Елена Порфирьевна чуть не уехала с Итальянцем, обещавшим показать ей Альпы, Венецию и Рим. Ее спасло возвращение мужа. С тех пор она редко выбиралась в свет без него…
– Добрый день, Helene! – поприветствовал ее Зарецкий, разведя руки в стороны.
– Здравствуй, – тихонько ответила та. – Кто твой товарищ?
– То есть ты не соизволишь даже поинтересоваться, какими судьбами я заехал?
– Лев, оставь эти формальности, – серьезно ответила Елена Порфирьевна и, пройдя мимо, протянула свою тонкую белую ручку гостю.
– Мое почтение, – прикоснувшись губами к ее ладони, сказал Копейкин и после представился.
– Откуда вы прибыли к нам?
– Из Москвы, конечно; там теперь очень хорошо. Вы давно были там?
– Ох, из Москвы? – с трепетом переспросила Елена. – Нет, я давно не гостила в Москве; Ma position ne me le permet pas 4 , – указав на обручальное кольцо, сказала она.
Зарецкий тихонько засмеялся.
– Чем вы занимаетесь, г-н Копейкин?
– Я историк-культуролог по профессии, и философ по увлечениям. Изучаю, как и славянскую культуру, так и зарубежную.
Елена загорелась глазами и глубоко вздохнула.
– Это правда? То есть вы знакомы с другими народами? С их традициями?
4
(фр.) Мое положение не позволяет мне этого.
– Не так, чтобы сильно знаком, но пару интересных вещей знаю… Я только начал изучение зарубежья. Мною хорошо изучена греческая и французская культура; а что же до немецкой и итальянской – увы, не знаю, что и поведать.
– У тебя есть прекрасная возможность познакомиться с культурой обоих стран сразу, – смеясь, влез Зарецкий. – С Германией тебя ее супруг познакомит, а вот с Италией…
– Молчи, негодный! – возмутилась, топнув ногой, Елена Порфирьевна.
– Bien! Je suis alle; je ne vois pas vous deranger 5 , – обиженно произнес Зарецкий и вышел из столовой в прихожую.
5
(фр.) Хорошо! Я ухожу; Не буду вам мешать.
– Мне кажется, он обиделся, – улыбаясь, сказал Копейкин Елене.
– Ничего, подурачится и успокоится; ему внимание нужно… Расскажите лучше о себе или о Европейских государствах.
Копейкин задумался, с чего бы лучше начать, и затянул лекцию о Франции. Он любил говорить о ней в удобном случае. В французских деятелях он видел пример благоразумия и совершенства.
Зарецкий тем временем решился прогуляться по лесу, по тропке, проходящей насквозь до соседней деревни. Он шагал довольно легко и незатейливо, его вовсе не терзала обида; нет, Лев Аркадьевич даже и не думал обижаться. Елена Порфирьевна всегда недолюбливала его, считала несерьезным и пустым человеком. Он же, в свою очередь, не испытывал к ней никаких чувств. «Есть у меня двоюродная сестра, и что с того? А ничего», – говорил он сам себе. Сейчас. Когда Зарецкий шел по тропинке в соседнюю деревню, он не думал о ни ней, ни о Копейкине, ни о загранице; он думал о природе, его окружавшей, пытался понять ее, прочувствовать ее силу, вникнуть в то, как все в ней устроено. Лев Аркадьевич смотрел на птиц и думал, как же хорошо, наверное, уметь летать, смотрел на белок, прыгающих с одной ветки на другую, и думал, как интересно облазить весь лес, смотрел на затаившегося за пнем зайца и рассуждал о его прыжках, смотрел, наконец, на муравьев под ногами и ужасался, как можно жить, не переставая трудиться. Так, думая обо всех зверях сразу, о лесе, о природе в целом, о ее таинственном существе, он вышел на другой стороне и пошел уже по малознакомой деревне.
Глава 3
В этой небольшой деревушке, именуемой Засеченкой, в просторном усадебном доме с четырьмя каменными колоннами и двумя флигельками, стоя за большим мольбертом, писала портрет своей матушки молоденькая красивая девушка в бледно-голубом платье с нешироким кринолином. У нее были шелковистые каштановые волосы, собранные в пучок, округлое, но не плотное личико, выразительные карие глаза под густыми ресницами, прямой нос, пухленькие розовые губки и очаровательная улыбка. Росту она была высокого (относительно остальных девушек), имела полную грудь, гордую осанку, подтянутую талию и длинные привлекательные ноги, которых, к сожалению, мужчины видеть не могли. Звали ее Натальей Константиновной Калигиной. Ей недавно минул двадцатый год, но она уже успела четыре года с отличием выучиться в художественной академии, которую бросила, не окончив курса.
Сюда Наташа приезжала с наступлением весны из Тулы с родителями, чтобы заниматься художеством, учиться житейскому опыту и просто отдыхать. Со Львом Аркадьевичем она познакомилась третьего года случайно, на прогулке. С тех пор они поддерживали хорошие отношения, но встречались лишь в летнее время.
Зарецкий, найдя ее дом, зашел во двор и громко свистнул по направлению окна в мастерскую. «Гляди-ка, – произнесла с улыбкой матушка Марфа Михайловна, – опять твой разбойник объявился. Ишь свистит, как соловей!» Наташа промыла кисточку и, отложив ее в сторону, подошла к матери и прошептала: «Не называй его разбойником, maman; да и потом, – немного смущенно добавила она, – не мой он вовсе». Матушка поцеловала ее и отправила встречать гостя.