Раздается громкий, почти звериный рык со всех сторон, быстро перерастающий в пронзительный визг. Самураи превращаются в смазанные тени. Они на ходу достают свои мечи и устремляются ко мне. Тогда и я издаю свой клич. Теперь мы оказываемся на равных – двигаемся мы одинаково, все было так, словно никто и не применил возможностей клана Симацу. Только вот хлопья снега, поднятые ногами, больше не падают на землю, а остаются висеть в воздухе, образуя белые шлейфы за каждым воином. Я устремляюсь им навстречу.

Первого встречаю резким ударом катаны сверху вниз, разбивая голову вместе с железной маской. Второго поражаю ударом в грудь – я стараюсь бить насмерть, так как любой, даже смертельно раненный воин за спиной может принести гораздо больше неприятностей, чем десяток воинов спереди. Продолжая бежать, пересекаюсь еще с двумя самураями. Один и них, лишившись головы, проносится рядом со мной, второй, схватившись за распоротый живот, падает на колени. Впереди на меня идет сразу четверо воинов. Развернувшись на скорости, создавая тем самым снежную завесу перед врагами, возвращаюсь к поверженным воинам и добываю еще один меч.

Выныривая из снежного облака, самураи слажено атакуют. Едва успевая уходить от их мечей, я шагаю назад, как вдруг боль, приглушенная адреналином, тревожит ногу. Кто-то из раненых все же сумел ударить. Не оглядываясь вниз, отсекаю руку подло напавшего самурая и одновременно успеваю сразить одного из напирающих. Они отскакивают назад, а я пользуюсь секундной передышкой, чтобы осмотреть ногу. С одной стороны икры торчит лезвие короткого меча, с другой – рукоять с отрубленной кистью. Быстро осмотревшись, вижу странную картину. Ранивший меня воин стоит на четвереньках, опираясь на обрубок руки. Второй рукой он ищет свой меч, пытаясь повторить атаку. И вот, что страшно – он без головы!

Попятившись назад, замечаю, что все убитые самураи поднимаются и снова идут в бой, доставая новое оружие или подхватывая со снега потерянное. Я застываю, в ужасе наблюдая за ожившими мертвецами. Они окружают меня плотной стеной, опасно размахивая мечами. Ближайший ко мне воин пытается резким выпадом лишить меня головы. Инстинктивно отпрыгиваю назад и сразу же получаю укол в спину. Резкая боль отрезвляет, и я начинаю бешено раскручивать мечи над головой, периодически отражая удары и пытаясь наносить свои. Должно быть, против этих самураев-мертвецов самым действенным будет лишить их конечностей.

Проходит несколько минут, и я, весь залитый кровью, по большей части чужой, продолжаю неистово отбиваться от наседавших мертвецов. Они лежат вокруг меня и словно черви копошатся в красном месиве из крови, снега и частей отсеченных конечностей. И все эти части тоже двигаются в мою сторону, пытаясь помешать! О, боги, что происходит?

Такой неравный бой не может продолжаться долго. В один момент я кричу, когда кто-то из подползших воинов, подкравшись незаметно через нагромождения тел, ударяет мне по ноге чуть выше лодыжки. Теряя равновесие, начинаю заваливаться в сторону. Приподнимая ногу, чтобы переставить ее на другое место и не упасть, с ужасом замечаю, что ботинок вместе со ступней остается на снегу! Тогда я, с криком отчаяния опираюсь на обрубок ноги и отсекаю напавшему воину руку, в которой он держит меч. Однако кто-то сзади пользуется паузой и вонзает в спину клинок. С удивлением наблюдаю, как быстро вырастает из моей груди окровавленное лезвие. К горлу подкрадываются спазмы кашля – меч задевает легкое. Развернувшись уже на коленях, перерубаю ранившего меня воина пополам, а спустя мгновение и сам лишаюсь левой руки вместе с мечом! Прижав кровоточащее предплечье к животу, делаю еще несколько успешных выпадов против мертвых самураев.

Но вскоре силы покидают меня вместе с вытекающей кровью. Моя единственная рука с трудом удерживает меч, а враги всё прибывают и прибывают. “Вот он, бесславный конец! Одно радует, погибаю в неравном бою – а это все же честь для воина, пусть и совершившего позор!” – утешаю себя, слабо парируя очередной выпад.

Напоследок громко закричав, я бросаюсь вперед на нескольких покалеченных воинов. Но один из них встречает мой меч, а второй бьет по плечу. Словно в ночном кошмаре вижу, как падает на красный снег собственная правая рука, продолжающая сжимать рукоятку катаны.

Неожиданно время вновь меняет свой ход, и воины тоже замедляются, как и я. Из моих страшных ран хлыщет кровь, заливая ноги самураев. Стоя перед ними на коленях, продолжаю лихорадочно размахивать культями рук, словно руки всё еще сжимают мечи. Потом, наконец, остановившись, гордо вскидываю голову в предвкушении быстрой смерти. Но самураи застывают на месте, обращаясь в живые статуи. Они опять безмолвно наблюдают за мной, как и в начале ритуала.

Где-то за спинами воинов слышится хлопок в ладоши. Потом еще несколько аплодисментов и уже гораздо ближе. Мертвецы расступаются, пропуская очередного самурая в маске, но целого и даже не запачканного кровью.

– Поздравляю! – начинает он, – Ты превзошел самого себя. Я бы даже сказал самих себя! Ты достоин называться самураем Симацу, и сейчас тебе дается еще один шанс с честью искупить свой позор! Ты должен свершить ритуал!

Я истерически смеюсь, головой кивая на обрубленные руки. Смеюсь долго, пока кровавый кашель не затыкает мне глотку.

– А, не волнуйся об этом! – весело говорит воин, неторопливо снимая с лица ухмыляющуюся маску. От шока схватывает дыхание – на меня смотрит мое же лицо!