Пока Флинн проходила вагон за вагоном, перед её мысленным взором снова оживали последние две недели. Здесь, в столовой, она познакомилась с новыми… нет – с первыми в жизни друзьями: Пегс Хафельман и Йоунсом Касимом. Оба стильно одевались и верили в себя, и – для Флинн это было удивительней всего – никому из них не мешало, что она не могла похвастаться ни тем, ни другим.

Флинн огляделась. Столовая представляла собой просторный длинный вагон с множеством столиков на четырёх человек по обе стороны от центрального прохода. Окна, образуя свод, что-то вроде стеклянной крыши, мерцали словно сотканная из воды ткань.

Но больше всего магии во Всемирном экспрессе было не в столовой, а в учебных вагонах, полных искрящихся механизмов и шуршащих наглядных пособий, вагонах с движущимися росписями на потолках и порхающими буквами на оконных рамах. А сразу за столовой располагались чайный бар и золотая библиотека, где в окошке пневматической почты каждый понедельник появлялся номер «Экспресса в экспрессе» – школьной газеты с новостями, сплетнями и рекламой.

Войдя в библиотеку, Флинн подняла голову. Магическая карта на потолке шуршала и потрескивала, словно разговаривая сама с собой. Раздался скрип, будто царапали что-то металлическое, а затем одна нитка железной дороги на карте замигала красным светом. Она вела из Центральной Европы в Россию. Флинн распахнула глаза. Этот новый участок пути нужно обязательно обсудить с Пегс и Касимом!

Но в комнате отдыха павлинов, на шесть вагонов дальше, она никого из них не нашла. Из шарманки-радио неслась какая-то старая песенка: «Куда ж ты подевалась? Искать тебя повсюду – вот всё, что мне осталось…» Эта лёгкая мелодия явно во вкусе Пегс – должно быть, она только что была здесь.

Песенка, как всегда, звучала ужасно старомодно, но сегодня никому из павлинов это не мешало. Группа третьеклассников устроила турнир по игре в нарды. Несколько павлинов постарше, собравшись около их кресел, сосредоточенно смотрели на доски. Вопли воодушевления сменяли вздохи разочарования.

С усилием открыв железную дверь в конце вагона, Флинн прошла в конец состава. Оживлённые возгласы и лёгкая музыка тут же стихли.

Самые последние вагоны состояли из узких коридоров и маленьких купе. Тут находились помещения, куда Флинн ещё никогда не заходила: в клубном вагоне было полно закрытых дверей, а в так называемом Последнем вагоне была всего лишь одна дверь, открывать которую не разрешалось никому.

Разделяли их тихие волшебные спальные вагоны. Здесь все стены между дверями купе и между окнами были увешаны фотографиями выпускников.

– Как дела? – спросила Флинн, ни к кому конкретно не обращаясь.

На нижних перекладинах рамок, словно нервно бьющиеся крылышки, тотчас затрещали металлические буковки. Надпись «Эммелин Панкхёрст» превратилась в «самоопределение», а «Мария Кюри», как всегда, – в «жажда познания».

Флинн радостно улыбнулась. Этими маленькими магическими забавами ей никогда не пресытиться.

Но уже через пару шагов улыбка у неё на губах растаяла. В приглушённом свете вечернего солнца кто-то шёл ей навстречу. На фоне тянущихся за окнами жёлто-золотых полей чётко вырисовывалась высокая угловатая фигура. Тёмные волосы стояли дыбом от угольной пыли, а на поясе заляпанных машинным маслом брюк побрякивали всевозможные инструменты.

Флинн сразу же узнала Фёдора. Смешанный запах машинного масла, копоти и персиков она воспринимала как запах счастья.

– Здравствуй! – взволнованно сказала она.

Голос Фёдора прозвучал глухо и хрипло:

– Привет! – В его глазах на миг вспыхнула радость. Наклонившись к Флинн, он поднял руку, будто хотел до неё дотронуться, и она почувствовала, как по всему телу побежали мурашки. Фёдор, похоже, заметив, что делает, смущённо отвёл взгляд и почесал в затылке.

– Не стоит тебе сейчас идти к Даниэлю, – тихо предостерёг он. – Он только что вытурил меня из кабинета.

Флинн растерянно заморгала:

– Из-за чего?

Фёдор как сотрудник имел право всё знать и всё видеть. Тем более если речь шла о какой-то опасности – или о какой-то тайне. Сердце Флинн забилось сильнее. «Может, это касается Йонте? Или павлинов-фантомов?»

Она подумала о старом билете Йонте, этом сером обугленном клочке картона. Она знала, что означают на нём следы огня: её брат исчез из Всемирного экспресса на полном ходу. Среди ночи. Как и бесчисленные павлины до него. Никто не знал, как это могло случиться.

Однако Фёдор только молча покачал головой, словно сожалея, что заговорил с ней. Протискиваясь мимо неё, он не произнёс больше ни единого слова.

Флинн стояла, глядя ему вслед. Она видела, как он, толкнув железную дверь в начале вагона, исчез на соединительном мостике. И даже не обернулся.

Счастье внезапно утратило запах. Ещё несколько дней назад Флинн думала, что между ней и Фёдором в воздухе витает нечто большее, чем просто угольная пыль, дым и сажа. Она чувствовала между ними какую-то связь – как компас реагирует на шорох магнитного поля Земли. И что теперь? Теперь Фёдор больше не разговаривал с ней, и Флинн не понимала почему.