— А что… Наука, — робко и глуповато улыбнувшись, сказал Окурошев.

По лицу Марины вновь скользнула тень испуга.

— Нау-ука, — задумчиво протянула она. — И моя, — речь пошла о Елене Яковлевне Твертыниной, — она ведь тоже… Она, по-моему, даже думать перестала. Ей кажется, что все за нее делаю я. Понимаешь, Коля? А это же не я. Страшно…

— Успокойся, что ты. — Николай легонько взял Марину за руку.

Она не отстранилась, только отвела глаза в сторону.

— Это не я, — повторила. — Кто-то… Сначала я ни во что такое не верила. Только ругалась. Ну понимаешь, возьмусь за какое-нибудь дело — и все валится из рук. Машинку заклинивает, ручки ломаются, электроды не накладываются, приборы отказывают… а стоит на минутку выйти — вернусь, а уж все готово… И как я сразу не поняла? Только вот сегодня. Я нарочно осталась. От злости. Уж решила: сегодня — сама, кровь из носу. Только все наладила, подготовила, и вдруг — они… Заперлись, молчат… и не открывают.

— Да кто «они»? — удивился Окурошев.

— А я не знаю… — Марина осторожно заглянула ему в глаза. — Потому тебя и позвала.

В этот-то миг Николай впервые и ощутил тонкое холодное дуновение страха.

— А я ведь тоже ничего не знаю, — почти шепотом проговорил он.

— Да уж все знают, что они есть, — тяжело вздохнула Марина. — Но никто не признаётся, что видел сам… что кого-то встретил. А все ведь замечали. Какие-то люди — будто ряженые, бородатые… Они всем мерещились. А наши чай пьют и смотрят друг на друга с намеком. Но вслух никто… Ни слова. Потому что всех это устраивает. Все уже — доктора и кандидаты. Как тут признаться? Боязно — точно в той сказке: кто первый слово скажет, тому дверь закрывать… А ну как звания отнимут и работать заставят? Не известно, кто отнимет, но если проговоришься — обязательно отнимут. Нутром чуют. Не замечают, что уже спятили. Только моя до сих пор думает, что все за нее делаю я… Плохо это кончится, Коля. Я чувствую… Да что — чай. Теперь уж вместе и не пьют, по своим норам попрятались, в коридорах друг друга не замечают. Скоро начнется…

— Что начнется? — прошептал Николай.

— Не знаю. — Марина встрепенулась. — Пойдем, Коля.

Она потянула его за собой. Окурошев не тронулся с места.

— Да ты сам-то не бойся, — усмехнулась Марина. — Тебя-то они не тронут.

— Ты охрану вызвала? — озираясь, опять спросил Николай.

— Нет, Коль. Не злись. Погляди сам.

Они поднялись на второй этаж.

Под дверью Марининой комнаты неярко желтела полоска света.

— На стук не реагируют? — шепотом спросил Окурошев.

Марина покачала головой:

— Постучи. Может, тебе ответят…

Николай несмело потянулся к двери, вежливо постучал костяшками пальцев. На стук никто не откликнулся.

— Кто там есть? Немедленно откройте! — вдруг расхрабрился Николай. — Сейчас вызовем милицию.

Ответа не последовало.

— Ты заметила, как туда вошли? — спросил Окурошев Марину.

— Нет, конечно. А ключ там, внутри, оказался.

— Хм… Как «внутри», когда он вот висит, — удивился Николай. Он вынул ключ из двери и рассмотрел бирку. — Все верно, от этой комнаты.

— Это пока я за тобой бегала… — растерянно проговорила Марина.

— Ну, была не была. — Николай повернул ключ в замке и, чуть помедлив, решительно толкнул дверь.

Она распахнулась… Окурошев остолбенел. Марина выглянула из-за его плеча и ахнула.

Перед ними лежал пустырь, заросший высокой, выше человеческого роста, крапивой. Ночи как не бывало — стоял пасмурный день. Кругом пустоши простирались луга, дальше виднелся лес, а по левую руку, невдалеке, — избы тихой деревеньки.

Место показалось Николаю знакомым. Набравшись храбрости, он сделал шаг вперед и оглянулся: Марина испуганно выглядывала из двери покосившегося сарая.

Ее растерянный вид вдруг рассмешил Окурошева, и он замахал ей рукой.

— Иди сюда… Видала, фокус какой.

Марина покачала головой, не решаясь выйти.

Николай еще раз внимательно посмотрел в сторону деревеньки и, никого не увидев на единственной ее улочке, повернулся в сторону пустоши. У края крапивных зарослей что-то поблескивало. Окурошев пригляделся и различил в траве топор. Любопытствуя, он протянул было руку, но тут же отдернул, испуганный внезапным негромким окликом:

— Не тронь!

Справа, шагах в десяти, на дороге стоял, опершись на посох, высокий старик. Казалось, он проходил мимо и остановился лишь затем, чтобы окликнуть Николая. Несмотря на суровый голос, глаза его светились доброй улыбкой. Одет он был, по определению Окурошева, «как крестьянин в старину», и нес за плечами котомку.

— Не тронь, — уже приветливо повторил старик. — Топор о Гнилого Хутора. Значит, в разбойном деле бывал. Гляди, и тебя затянет…

— С Гнилого Хутора? — переспросил Николай. — А где он?