– Пароль? – снова вопросил страж из-за железной двери, втиснутой в семейные узы столбов-двойняшек. – Вы куда?

Окидываю тебя, мой вынужденный спутник, высокомерным взглядом и, собрав в лёгкие побольше пафоса, бойко выдаю:

– В город S, S как доллар!

В городе Эс, эс как доллар, самое красивое утро. Здесь солнце не просто шлёпается на небосвод, аки плевок хулигана-прохожего, тут целая церемония переливов из уверенного пурпура в скромный бордо с венчанием претендующего на синь неба в золотистый слиток. Это вам не замызганный столичными облаками неряшливый выкидыш, что не доживает, как правило, и до полудня. Это настоящее рождение солнца. В общем, смело верьте мне на слово: утро здесь совершенно необыкновенное и необыкновенно совершенно.

Опирающее ажно на три колонны здание Управы сонно щуриться в ответ на пиршество восхода. Слегка скукоживается, потом расправляется и вдохновенно замирает, не в силах отлепить от окон солнечное пришествие. Белая двухэтажка, что часами позже затянет в себя всех самых важных чиновников, с завистью наблюдает на буйством красок. Она словно надеется, что вот именно в этот раз ей таки удастся оторвать себе хоть толику разноцветия.

А то надоел уже, ей-богу, этот бледный официоз. Высокопоставленному строению, может быть, тоже хочется имидж сменить. Вон, заместитель главы Управы по работе с населением Погремушкина Леонелла Кузьминична волосы уже пятый раз перекрашивает. И это только за последнюю неделю! А зам по вопросам здравоохранения Симона Ахилловна Паркинсон снова, поди, в новых туфлях прибудет. Только в одной паре её обувки оттенков больше, чем во всём здании местного самоуправления. А некогда бежевый двухэтажный дом культуры в день окончательного присоединения к Европе как перекрасили в молочный, как нарекли Управой, так и оставили его фасад в бледном покое.

– Обидно, – шмыгнет форточкой важное здание, прозванное в народе Койкой.

Да-да, по имени той самой реки, от которой мы с вами принялись путешествовать.

– Очень обидно, – подтвердит распахнутая с торца дверь.

Это сторож и по совместительству дворник Искандер Лопаткин направился эффективно поражать окружающие загрязнения. Едва первый лучик мягко поскребётся в окошко подсобки, как без трёх годиков сорокалетний паренёк уж на ногах. Пока солнышко аккуратно отодвигает серую шторку, дабы упасть на закатанный временем палас, Искандер уже доедает омлет из четырёх яиц и одной помидорки. Поправив чёрные с вкраплениями седины усы ровно двумя пальцами: указательным и средним, Лопаткин выдвигается к месту свершений.

Казалось бы, всего лишь ночка прошла, а прилегающий к Койке двор совсем пал в неприличие. Нечёсан, неубран, одним словом – оскверняет важность Управы по самое не балуй. Но Искандер засучит рукава да как открыто нанесёт метлой высокоточный удар по разбросанным фантикам и потерянным окуркам. Вот, совсем другое дело. Теперь тут и главе этой самой Койки пройти не стыдно. О, а вот собственно и он: на кровно-заработанном джипе подруливает к зданию.

Таких машин в городе ровно две: у главы Управы и у главмилиционера. Или в простонародье: у начальника Койки и у главмента. Как вы понимаете, реформу МВД, наградившую милиционеров режущим слух именем «полицейские», жители Эски прогнали, не успела она о себе до конца заявить. Поэтому охранять европейский городок продолжила родная отечественному сердцу милиция. Но не одна, а под управлением генерал-майора Паркинсон-Кубышкина Мстислава Игнатовича. Да-да, мужа той самой модницы от медицины Симоны Ахилловны Паркинсон.

В своё время пышная леди Симона по причине острой непереносимости фамилии Кубышкина недвусмысленно намекала тогдашнему просто майору о том, что при заключении брака хорошо бы молодой семье зваться Паркинсонами. Эту фамилию, в конце концов, ещё её прадед носил – заслуженный акушер советского союза. На вялые претензии Мстислава, что и его прадед носил фамилию, правда, не Паркинсон, а Кубышкин, Симона предупреждающе склоняла голову к правому плечу. Влюблённому по самые погоны офицеру ничего не оставалось, как смириться. Но только на половину! Дабы на своей службе, что опасна и трудна, окончательно не прослыть подкаблучником. А уж страсть зама по медицине к разноцветным туфлям на шпильках-небоскрёбах давала коллегам Мстислава Игнатовича ой какие соблазнительные поводы для шуток. Сюда же приплюсуйте разницу в росте и весе на тридцать сантиметров-килограммов в пользу мадам Паркинсон. Чувствуете, какая большая любовь у главного милиционера?

– Доброе утречко, Ися, – вывалилось из окна джипа под ноги закончившему мести дворнику. – Смотри, как я могу! – радостно и одновременно колеблясь оповестил своего единственного зрителя глава Койки, приступая к маневрированию меж каменных клумб.

Искандер безучастно наблюдал за низкоскоростным передвижением высокого начальства. А чего переживать? Клумба чай не из стекла – устоит, а за автомобиль пусть сам начинающий водитель тревожится.

– Чайник заварочный! – как снисходительно ласково поминал своего давнего товарища товарищ главмент Паркинсон-Кубышкин.

Между прочим Мстислав Игнатович вызвался собственной головой отвечать за обучение городского главы водительским навыкам. Посему начальник Койки сдавал на права честно и самолично. Вам, наверное, этот способ незнаком, но вот в Эске подобная метода сохранилась как единственно возможная. Будь ты хоть мэром, хоть его женой – изволь таки усадить свою великосветскую персону за руль автомобиля с механической коробкой передач.

– Ися! Смотри! – глава Управы с ребяческим восторгом тянул внимание из дворника Лопаткина. – Ой!

Левая фара начальственного джипа, не выдержав столь тесного контакта с вазоном, ничего лучше не придумала, как треснуть. Начинающий водитель, пытаясь исправить ситуацию, как это часто бывает, своё положение только усугубил. Фара, склонённая к ещё более интимной встрече с клумбой, огорчённо осыпалась на ранее выметенную до последней грязной молекулы дорожку.

– Вы в порядке? – равнодушно осведомился Искандер, приблизившись к умолкшему джипу.

– Да, – неохотно отозвался автолюбитель. – Только Кубышкину ничего не говори! И, это, отгони его, – он погладил пострадавшего по кожаному рулю, – Куда подальше, чтоб жена не увидела.