Шрифт:
Прошло три месяца. Айна увеличилась в высоту, длину и ширину. Она до конца отрастила длинный украшающий волос. Но грудь упорно отстояла от локотков на четыре пальца. Как назло, она еще больше раздалась в стороны, и ребра на ощупь сделались крепче. Вечерами, когда никто из домашних не видел, я гладила Айну по ребрам и твердила ей: «Опускай грудь, Анечка». Мои веки при этом смыкались, и в воображении я формировала вид Айны сбоку. В нем грудь моей борзой спускалась на палец ниже локотков.
К одиннадцати месяцам мы, наконец-то, заметили, что локотки потихоньку подтягиваются до уровня груди. Иными словами, та опускалась.
Ближе к зиме, когда Айне стукнул год и месяц, ее грудь опустилась на один палец ниже локотков. Мое воображаемое видение трансформировалось в реальность!
К этому сроку Айна обрела подлинный облик борзой. «Год и месяц», – так я выразилась для удобства понимания. Но по отношению к борзым это неверно. Издревле возраст борзых определялся осенями: собака одной, двух, трех…осеней. Осень – пора охоты. В охоте смысл жизни борзой.
Зиму Айна встретила весело. Ей понравился снег. Она валялась в нем и зарывалась в него по уши. Снег смягчал почву, делая ее ковровой дорожкой, милостиво брошенной под борзые ножки, натруженные на колких осенних полях. Айна набег[а]ла за день множество таких дорожек и не хотела уходить из полей домой. Она отскакивала от протянутой руки с поводком и удрученно исподлобья взирала на нас. Приходилось ее ловить.
Зайцы зимой поднимались редко, да и не сезон был для их отлова. Но Айна продолжала упорно рыскать по полям. Заяц, в основном, держался под лесопосадками. Если и вскакивал, то тут же скрывался в лесонасаждениях. Айна не отчаивалась. Девочка все равно работала. Она упражнялась, понимая, что охота есть беспрестанный труд.
Морозы еще больше приодели нашу дорогую девочку. Ее псовина (я не имею в виду псовину уборную) удлинилась, распушилась и сделалась волнистой. Будучи в тени черной, как ночь, на солнце она переливалась красными бликами.
Мы улыбались, вспоминая невзрачный щенячий облик Айны. Куда делся тот дворовый щенок, которого я взяла у Натель?
Теперь с нами рядом существовала доподлинная русская псовая борзая – наикрасивейшая собака. Видеть ее уже было наслаждением. Я и муж стремились с работы домой, потому что там была Айна. По ночам она приходила к нам в постель и магнетизмом своего тела и своей волшебной ауры успокаивала, убаюкивала и подготавливала к прожитию следующего дня.
Утром, уходя на работу, мы не могли наглядеться на совершенные формы нашей борзой, и воспоминания о них поддерживали нас в сложные и напряженные периоды.
Выйдя из щенячьего возраста, Айна хлопот доставляла мало. В квартире она была тишайшим и смиреннейшим созданием: вещи не портила; охотно общалась, если ее подзывали; не приставала, если было не до нее. Основным занятием вне охоты для нее стало возлежание на диване.
Как и все борзые, Айна имела уравновешенный тип высшей нервной деятельности. Борзая – собака тактичная, не вспыльчивая, интеллигентная, понятливая, любознательная, вежливая, подозрительная, осторожная, замкнутая, своевольная, своенравная, душевная…
Она любит детей и знает, как вести себя, чтобы не навредить ребенку, поскольку чутка, деликатна и нежна. Не приемлет высокомерного к себе отношения. Владельца с такой слабостью натуры обычно не слушается, игнорирует. Если же воспринимать борзую как равную, можно поразиться ее искренности. Даже когда хитрит, борзая не скрывает этого от хозяина. Хитрость ее невинна и обаятельна. Борзая если и обидчива, то не злопамятна. В ответ на ваш единственный шаг к примирению сделает массу своих шагов. Она великодушна и терпелива. В полях она – огонь. В доме ее не слышно и не видно, если не глядеть на диван или кровать. Она там. Купили борзую, позаботьтесь о диване для нее.
Недаром, взяв одну борзую и узнав породу поближе, люди приобретают еще и еще. В городских квартирах содержат одновременно по нескольку борзых.
Айна, в отличие от нас, понимала природу и могла в середине прогулки – даже охоты – внезапно развернуться и увести нас домой. Когда мы, недоумевающие и рассерженные, переступали порог квартиры, за окном начинался проливной дождь с громом, молниями и шквалистым ветром. Тут уж на Айну сыпались благодарные поцелуи, а в ее пасть – вкусные благодарности. Она со снисходительным видом улыбалась нам: «Мало вы знаете, мало вы можете, люди». И все менялось местами. Мы ощущали себя малыми детишками, а нашу борзую – многоопытной матерью семейства, за которым нужен глаз да глаз.
В год и семь месяцев мы выставили Айну повторно. Выставка проводилась охотничьим клубом. Айна к тому сроку выглядела потрясающе. Кипенно-белые чулки на ножках, такие же белые шея, грудь, живот и кончик правила прекрасно гармонировали с красноватым отливом черного плаща и светло-пепельным, как ковыль, цветом уборной псовиной на гачах (задней части черных мясов, что на бедрах). Обхват грудной клетки составил более девяноста сантиметров, подхват – пятьдесят пять. Между маклоками вмещались семь – семь! – пальцев мужа (о маклоках для наглядности поясню позже). Семьдесят четыре сантиметра в холке. Вес – пятьдесят три килограмма.