Лицо его, обычно румяное, побледнело, губы дрожали. В углах по-детски больших серых глаз чудились слезы.

Пикша срывающимся от волнения голосом прошептал:

– Цветан, там воры убивают деревенских жителей. Давай я по ним стрельну из лука?

Цветан уже предполагал, что происходило за высоким забором. След разбойников вел прямо в деревню. Ворота были целы и закрыты. Нигде не было заметно последствий какой-либо борьбы. Это свидетельствовало о том, что деревня была захвачена врасплох. Сторожа спали и проворонили появление опасности у деревни.

Ничего удивительного. Подобные случаи нередко случались даже с большими городами. Люди, живущие в постоянном страхе, привыкают к нему и теряют бдительность.

Цветан был старше Пикши, опытнее и более хладнокровен. Он знал, что горячиться ни в коем случае нельзя было: даже двум отличным лучникам справиться с двумя десятками вооруженных людей было невозможно.

– Тихо! – холодно проговорил он.

В глазах Пикши метнулось недоумение. В его глазах мелькнула ненависть к Цветану.

– И сколько их там? – спросил Цветан.

– Я видел два десятка, – неуверенно проговорил Пикша.

Цветан рассердился:

– А где у них сторожа?!

– Кони привязаны. А сторожей не видно, – проговорил Пикша.

– Надо было лучше смотреть!

– Цветан, сторожей не видно – я хорошо смотрел. Наверно, увлеклись, сволочи! – оправдывался Пикша. Он жалобно попросил: – Цветан, деревенских спасать надо – там одни женщины да ребятишки!

Цветан ледяным голосом произнес:

– Проверим.

Он подошел к забору и ножом расковырял щель между бревнами. Бревна были обмазаны глиной, но под слоем глины было заметно, что они свежие, и Цветан сделал вывод, что деревня появилась здесь не так уж и давно.

Сквозь щель он увидел несколько изб, окружавших небольшую площадь в центре. Посредине площади горел большой костер. У стены избы стояли десятка три женщин, детей и несколько стариков. Они были раздеты – в белых сорочках, лишь у некоторых были цветные платки, в которые они зябко кутались.

На земле валялись тела убитых.

Догадка Цветана подтвердилась – разбойники захватили деревню рано утром врасплох.

Видимо, все немногочисленные мужчины ушли на охоту – по лесу поодиночке ходить опасно, да и зверя, если добудешь, одному было не унести. А женщины не сторожились, думали, глухомань и посторонний сюда не забредет, а потому и сторожей не выставляли – надеялись на крепкий забор. А может, сторож и был, но под утро сморило его сном и лесники его бесшумно сняли. И крепкая ограда превратилась в ловушку для жителей, так как воспрепятствовала им разбежаться по лесу.

Теперь у жителей были связаны руки. И рты были завязаны тряпками – потому и не слышалось криков.

У разбойников были большие горбатые носы, черные бороды и бритые головы. Это были горцы.

Четверо разбойников стояли по обе стороны толпы, лениво держа копья наперевес. Они не боялись, что их жертвы разбегутся или дадут неожиданный отпор.

Главарь банды, громадный и черный, сидел в кресле перед толпой. Заметно было, что он чувствовал себя богом. Ему до безумия нравилось быть богом. Ему нравилось карать.

Между пленниками и главарем лежали два обезглавленных детских тела – мальчика и девочки. Их светловолосые головки, с застывшими в страхе глазами, лежали у ног главаря. На щеках убитых еще дрожали слезинки.

Толпа деревенских жителей от ужаса окаменела, и после перенесенного жуткого зрелища у них не было сил ни сопротивляться, ни кричать. У них не было сил даже молиться!

Главарь смеялся – ему было смешно оттого, как молча плакали дети, когда им резали шеи – ну как ягнята!

А девочка, уже с перерезанным горлышком, уже мертвая, всё пыталась одергивать задиравшуюся рубашонку, неприлично обнажавшую тонкие беленькие ножки.

Палач скалил желтые большие зубы и грозил большим окровавленным кинжалом:

– Теперь я всем вам, как баранам, отрежу головы, а ваши мерзкие языки скормлю собакам! А чтобы вам и на том свете не было покоя, я сначала убью детей, затем изнасилую и убью женщин, а потом живьем сожгу стариков!

Цветан хорошо слышал его слова.

Главарь обвел толпу жутким взглядом.

– А начну я…

Тут на глаза ему попалась одна из девиц. Она отличалась от других. Точеную фигуру не прятал даже накинутый поверх бесформенный балахон. У нее были длинные иссиня-черные волосы, необыкновенные большие глаза. Лицо смуглое. При этом ярко-синие глаза, обведенные черным, словно горели бешеной дерзостью.