— Если бы, — протянула она.

Взяла у меня бокал и прошла в гостиную. Я нашел Яну у кроватки дочери. Она стояла и задумчиво ее разглядывала. Лампочек было порядком, но все они тусклые, выражения лица гостьи угадать не получалось.

— Живая, — сказала Яна. — Здоровая.

— Да, — согласился я, не зная, как реагировать на эти слова.

Янка залпом допила вино, поставила бокал в сторону, потом вовсе над малышкой склонилась, словно желая увидеть все, до каждой полупрозрачной реснички.

— Не подумай, я не желаю ей зла. Просто поймала себя на том, что завидую родителям, чьи дети здоровы. Даже о вселенской несправедливости начала размышлять, и вот на этом этапе поняла, что мне необходимо напиться.

Я тоже пригубил вино, сухое, с кислинкой. Когда-то я выбирал коллекцию вин с такой же тщательностью, с какой пытался спланировать и свою жизнь, а теперь не могу вспомнить не то, что год урожая — название.

Янка оторвалась от разглядывания ребенка, вернулась на кухню. Я следом — интересно, зачем вообще пришла? Явно не потому, что соскучилась. Она же наполнила свой бокал. Причем не так, как в ресторанах, а почти по края. Выпила до дна.

— Что ты делаешь? — поинтересовался я.

— Напиваюсь, — пожала плечами Яна.

Налила еще бокал, в бутылке осталась хорошо, если треть.

— Зачем?

— Для храбрости. Видишь ли, на самом деле я отчаянная трусиха. Просто, хорошо законсперированная. Папино воспитание, знаешь ли. Елагины не прогибаются. Не просят помощи. Сильные. И дальше, куча такой же возвышенной чепухи.

Не знаю, получалось ли у нее напиться, но язык развязался явно, столько слов разом мы друг другу наверное с момента расставания не говорили.

— А зачем тебе храбрость именно сегодня?

Яна повернулась, посмотрела на меня. Взгляд такой, оценивающий, даже жутко. Сделала глоток вина. Уже через силу, видимо, напиваться ей не так уж и нравится.

— Ярик, — сокращение, которое она теперь так редко употребялала, резануло по нервам. — Нам срочно нужен запасной ребенок. Для Ильи.

На ней пиджак и джинсы. Пиджачок коротенький, приталеный. Яна его расстегнула и в сторону бросила. Под ним аскетичный белый бюстгальтер. Небольшая грудь, смуглота кожи контрастирует с белизной, удивительно, но это возбуждает просто невероятно. Впрочем, с Яной иначе быть не могло. Мне всегда казалось, что мы просто Инь и Янь. И не было людей подходящих друг другу более, чем мы. И вместе с тем не было тех, кто мог бы поспорить с нами в невозможности ужиться.

— Яна, — мягко сказал я, и слова пришлось проталкивать через пересохшее горло. — Это не выход. Новый ребенок может просто не подойти, и ты это знаешь. И он не запчасть. Это новый маленький человек, который останется с нами навсегда.

Я говорил, а она джинсы снимала. Трусы на ней розовые. Спереди мультяшка нарисована из хрен знает какого мультика. Видимо собираясь, она совершенно не заботилась о том, чтобы выглядеть более соблазнительно.

— Яна…

— Хватит говорить, — попросила она. — Просто трахни меня уже. У меня день подходящий.

Вот сейчас, когда она стояла передо мной в нижнем белье, такая испуганная и храбрая одновременно, мне вдруг захотелось заплакать. Как ребенку. По тому, что у нас было, что не смогли уберечь, что могло бы быть. И Яну еще хотелось, да. Со всеми ее тараканами вместе.

Янка же шагнула ко мне. Сняла лифчик. Кожа смуглая, соски темно-коричневые, когда-то она смеялась, что в их роду точно татаро-монголы наследили. Так близко, такая потрясающе обнаженная. Я сглотнул слюну, попытался вспомнить все свои доводы. Разумные, к слову.

— Хватит думать, — теперь уже потребовала.

Прильнула ко мне, я не успел отреагировать, а может и не хотел — подсознательно. Торчащие соски чувствую через тонкую ткань моей футболки. И пахнет Яна… Вином немного. И, наверное, грехом. Соблазном. Таким, которому невозможно противиться.

Ее руки задирают мою футболку. Холодные ладони обжигают кожу. Я отодвигаюсь, отступают в темноту коридора, хватаю ее руки, пытаясь остановить — веду себя, как девственница на первом свидании. Просто я знаю, что этого не нужно делать. Это разобьет и то немногое, что я сумел склеить. И кажется — тогда мы с Яной потеряем друг друга окончательно.

— Ларин, — горячо шепчет она. — Если мы не родим этого ребенка, то Илье будут делать химиотерапию два года. Два года! Я искренне верю в то, что мы его вылечим, отказываюсь думать об ином. Но два года… Мы украдем у него детство. Нам нужен донор.

Говорит, льнет ко мне нагим телом. Мой организм, многие месяцы лишенный секса реагирует, как положено, член рвется в бой, Янка хихикает, чуть трется о него, лишая меня возможности думать. А потом и вовсе руками под шорты лезет. Пьяная, невозможно безрассудная Янка.