– И ты сказал себе: вот, нагрешил. Да?

– Да. Было стыдно. Я знал, что это – харам, что мой пост теперь не будет принят Аллахом. По крайней мере, в этот день. И, кажется, ещё в течение следующих. Но я всё равно постился до конца месяца. Правда, тогда меня уже точил червячок: зачем теперь поститься, если Аллах не примет моё поклонение?

– Нужно было совершить полное омовение и принести покаяние, совершив тауба-намаз. Разве ты так не сказал?

– Я так и поступил. Только червячок сомнения от этого меньше не стал. Говорю же, с тех пор и до самой весны в Коломенском парке меня мучили сомнения. К тому же я стал возвращаться к этой практике снова и снова. Редко, конечно, – в часы особенного напряжения. И каждый раз заверял себя, что этот – последний. Больше такого не повторится. Тогда я ещё верил себе.

– Ты серьёзно? Подрочишь и давай молиться?

– Да.

– Кому расскажи!

– Когда я был совсем маленьким, лет шесть мне было, или семь – не помню, у меня случилась первая эрекция. Я запомнил её на всю жизнь.

– Рано повзрослел. Это не нормально.

– Не знаю, не интересовался. Просто я тогда сначала очень испугался, а затем испытал жуткий стыд – вот как во время Рамадана, когда кончил. Очень похожие чувства были. Тогда это тоже длилось долго. У меня не получалось понять, откуда Это растёт и зачем Оно нужно, но те чувства – они руководили мною. Я снял с себя всю одежду и бегал по квартире взад-вперёд, трогая и сжимая свой пенис. Я смотрелся в зеркало и не мог понять: что Это? Я тогда был один, и когда к нам в гости зашла мамина подруга, я быстро спрятался под оделяло. Накрылся им с головой. Он продолжал стоять. Ли поинтересовалась тогда, что со мной. Я сказал, что заболел. Соврал. Потому что интуитивно понимал, что говорить об этом нельзя, что это – плохо.

– Сейчас это смешно.

– Но тогда мне было не до смеха. Так же, как в тот Рамадан: меня раздирали сомнения. С тех пор к ним всплыла куча вопросов к содержанию Корана, хадисов. Какие-то вещи меня по-настоящему смущали.

– Например?

– Ну, например, что Аллах сначала повелел своим рабам совершать по пятьдесят молитв в сутки, а потом, поняв, что им это будет в тягость, сократил количество намазов до пяти. Разве он не всеведущий бог? Разве он заранее не знал, что пятьдесят молитв – непосильная ноша для слабого человека? Зачем было сначала говорить делай то, потом – делай это, но всё равно награду получишь, как за то.

– Неужто ты всерьёз полагаешь, что Аллах мог не знать о том, что сократит количество молитв до пяти? Ты думаешь, он постиг эту истину эмпирическим путём?

– Нет, конечно. Говорю же: эти мысли были тогда. Сегодня у меня есть ответы на такие вопросы. Но тогда я думал: какой же он бог, если он не знал сразу, а понял после? А если и знал, но не сказал сразу – выходит, что он хитрый бог? Качество, не приличествующее божеству.

– Это же элементарный маркетинг. Спроси у любого мало-мальски грамотного специалиста по рекламе, что такое акция. Он в первую очередь расскажет тебе, как работают ценники, на которых одна цена, которая больше, зачёркнута, а ниже – вторая цена, по акции.

– Это я и без тебя понимаю. Выходит, что бог – продвинутый маркетолог. Но говорить так – значит, не понимать религии.

– Тогда объясни, в чём фишка.

– Это же восток! А восток – дело тонкое, как ты знаешь. Там всё завязано на поэзии. В этом указании от Аллаха, совершать пять взамен пятидесяти с сохранением награды, как за пятьдесят, чистой воды поэзия, и больше ничего. После такого нехитрого оппортунизма человеку в десять раз приятнее совершать молитву, потому что награда за неё соответствующая, – не то, что за одну. Как было бы, скажем, если бы Аллах не передумывал или вообще сразу бы установил пять молитв в день, без всяких хитросплетений.

– И я так для себя это понимаю. Но это только один из десятков вопросов, которые меня тогда мучили. У меня сейчас нет цели выносить на обсуждение их все, но в целом – ты меня понял, да? Это семяизвержение во время поста, потом эти вопросы – вот она и стала зреть причина, по которой я оставил своего бога.

– Понял. Но всё же было бы интересно проследить и другие pas разума против бога.

– Мы к ним вернёмся в другой раз, когда у меня будет больше времени. Потому что те первые червоточины на сердце были только субстратом. Настоящее разочарование я испытал позже, наблюдая братьев по вере. Точнее, их категоричность по любому вопросу и гнев в адрес инакомыслящих.

– Вернёмся. Давай к теме, с которой начали. Я тоже не люблю прыгать с предмета на предмет.

– Как я потерял бога. Пособие для начинающих.

– Тебе снова весело?

– А разве – нет?

– Но слушай: добродетель по принуждению – какая в ней ценность?

– Коммерцию мы сейчас не обсуждаем?

– Нет. Я о ценности поступка, который продиктован свыше. Богом ли, иным авторитетом. Когда тебя грозятся наказать, если ты не сделаешь это или это. Или наградить, – в рай! – если ты сделаешь то и то. В одном месте смыслового перевода Корана так и сказано: «Аллах купил у верующих их жизнь и имущество в обмен на Рай», и далее: «Возрадуйтесь же сделке, которую вы заключили». И всё бы ничего, если бы не ярко выраженный бартерный характер жизни верующего.

– Концессия, что ли?

– Именно. Я бы хотел верить в бога, которого искренне люблю, в которого верую, не омрачая свои чувства ожиданиями возможной выгоды или наказания. Лучше бы мне не знать о них вообще, – тогда я мог бы считать свои чувства искренними. Они и были бы для меня самоцелью.

– Ты мыслишь ошибочно. Коран – для всех. А всем очень тяжело разъяснять тонкости. Сам же и упомянул о плюрализме среди братьев. Для массы нужны были чёткие предписания, понятная система наказаний и поощрений. Попробуй, вразуми всех и каждого, убеди их мыслить твоими категориями – у тебя ничего не получится! Высшее божество знает своих рабов, а потому предоставил каждому разбираться в самом себе. Думаю, в корне не правильно принимать всё за чистую монету.