Посылка

Егор Васильевич Гордыбакин, пенсионер с 15-летним стажем проживал в населенном пункте Ясноглядово. И хотя пункт назывался населенным, на самом деле народу здесь можно было по пальцам пересчитать. На фоне прочих гордыбакинский дом смотрелся добротным и крепким, чего не скажешь о самом Егоре Васильевиче. Он полностью соответствовал своему возрасту и даже несколько обгонял его, сетуя на всякие болячки, тугой слух и тусклый глаз. А если что и осталось, так это нос, который тот совал во все дыры, коих немало было как в самом доме, так и за его пределами. Васильич был низкоросл, а если к этому добавить, что еще и сутуловат, то от мужика вроде бы ничего не оставалось, один вопросительный знак да вечное ворчание, как по поводу, так и без оного. Мало чем отличалась от него и вторая половина – Матрена Тимофеевна, а по некоторым вопросам даже могла составить супругу достойную конкуренцию. Особо проявлялся женский талант во время выяснения разного рода отношений. И порой доходило до того, что никаких отношений между ними и не было, и оба молчали месяцами, и молчание это было куда более мучительным, чем любые споры, любая болтовня и выяснение отношений. Первым обычно сдавался супруг, правда, разговаривал сам с собой либо с коровой по кличке Агафья, козлом Бориской или хряком, которого почитал особо и ласково называл не иначе как Петр Кузьмич. Потом уже как бы невзначай задавал вопросы неопределенного характера, например:

– Ну и погодка сегодня?!

– Да уж, хуже не бывает, – добавляла вторая половина, и диалог восстанавливался и продолжался уже и днем, и ночью.

Так вот они и жили и на жизнь свою не жаловались. Да и куда можно было пожаловаться на свою жизнь? Чем сетовать на болячки, лучше уж копать огород да сажать картошку, лук, морковь и прочий овощ, который на селе главная опора и пища. А без фрукта, будь то яблоко, груша или слива, прожить вполне можно. Разве что несколько кустов смородины на всякий случай произрастало возле самого дома в качестве лекарственного снадобья и как десерт.

Особо ярких событий в жизни пенсионеров не наблюдалось. Общение с соседями-алкашами тоже сводилось к минимуму. Лето, конечно, как один день: быстро прошмыгнет мимо. А зимой одна отдушина – телевизор. Правда, и тому место было скорее в музее. Говорят, что когда-то он был цветной, но спустя годы начал тускнеть, и все краски слились в одну серую. Но в принципе цвета были и не нужны, от него глазам одна тягость. А потому пенсионеры даже обрадовались, когда экран начал дергаться, прыгать, уменьшаться в размерах и, наконец, совсем угас, и от телевизора исходил один лишь звук.

Но слышимость была нормальной. От телевизора и узнавали про погоду, про всякие криминальные дела да новости. И о мировом кризисе услыхали посредством данного ящика. И как сильно тот ударил по карманам, тоже… Теперь уже стариков было от телевизора не оторвать. То, что не уловит один, пересказывал другой. На сей раз недослышка вышла у Матрены Тимофеевны, а зря – говорили о тех, кто в кризисе пострадал более всего. Зато у Васильича слух вдруг прорезался как никогда. Он впитывал новости аж до самой ночи, а ранним утром разбудил засоню-супругу, чтобы поделиться с ней некой новостью:

– Плохи дела, совсем плохи! – шепелявил тот, поскольку из 32-х зубов действующих насчитывалось не более двух-трех…

– Да что ж такое случилось? У кого плохи дела?! – крякнула спросонья Тимофеевна.

– У кого, у кого, да у Абрамовича Романа.

– Какого еще Абрамовича? Не знаю я никакого Романа. И чего будишь из-за всякой ерунды!

– И никакая не ерунда. Вот ты скажи, – не унимался дед, – мы с тобой пострадали от кризиса?!

– С чего это? Мне этот кризис, что есть, что нету. Слава Богу, все свое.

– Вот и я так думаю. А человек за один месяц почти все миллиарды потерял. Миллиарды! Понимаешь?!

– Батюшки! Да как же он теперь жить-то будет, на какие шиши?!

– То-то и оно. Может человек там без копейки сидит, голодный, холодный. А мы с тобой уже и на картошку глазеть не желаем. Мясо нам подавай да пироги всякие… Нет, лично я так не могу, людям помогать надо…

– А если какую-нибудь посылку собрать… Сало у нас есть, картошка, лук, мука. И носки туда положу, которые для тебя вязала…

–Положи, положи, – согласился супруг.

– И грибочков, и варенья, и сметанки…

– И то верно… И денег пятьсот рублев добавлю от себя лично. Все легче будет…

– А уж мы как-нибудь перебьемся.

– Перебьемся, конечно, и не такое еще на веку видели…

Уже к обеду посылка была готова. На попутке добрались до райцентра. На почте сложили все содержимое в деревянный ящик, на крышке которого дед Васильич неровном почерком крупно вывел: Чукотка. Роману Абрамовичу от Гордыбакиных Е.В. и М.Т.

Разговор по телефону

Иногда Варвара Петровна, уставшая от бесконечных хлопот, начинает страшно ворчать на супруга и требует немедленно сходить, сгонять, сбегать в магазин и купить чего-нибудь съестного.

Иван Кузьмич делает это с большой неохотой, фыркает, как конь, но тем не менее получает в зубы авоську и даже некоторую сумму денег и нехотя плетется рысью куда-нибудь и как-нибудь. При этом голова его мучительно рассуждает над тем, что же такое купить?!

Он привык, что данный вопрос полностью в компетенции супруги, поэтому чувствует себя в магазине как пигмей или же папуас на выступлении симфонического оркестра. Долго бродит от одного прилавка к другому, потом достает из кармана мобильник: