Но, к моему удивлению, командир и дальше чинно сидел на стуле, кивал, слушая историю о странном нападении, обещал бабушке Эннет ее навещать и очень вежливо спросил ее разрешения «осмотреть одежду там, где коснулся преступник. Вы не отдавали ее врачам? Здесь на стуле? Отлично».

Нюхающий платье старший Фаворра каким-то чудом ухитрился сохранить мужественность, может быть потому, что не смущался, не отворачивался, а плавно повел носом, глубоко вдыхая и закрывая глаза.

— Перец с чесноком, как и в остальных случаях. Охотник еще не знает, что у нас уже есть след и он сам стал добычей.

Диего посмотрел на нас поверх светлой ткани и медленно, хищно улыбнулся, блеснув белоснежным рядом зубов.

Когда я наклонилась перед уходом поцеловать «мудрую родственницу», та прошептала прямо в ухо: «а он горяч». Похоже, нападение плохо повлияло — ба задумалась о здоровье и решила срочно меня пристроить.

— Это что было? — спросила я, выйдя из палаты.

— Разговор со свидетелем. Она у тебя милая, — хмыкнул он и сразу посерьезнел. — Похоже наш неизвестный любитель менталистов вас перепутал, но понял ошибку и успел скрыться. Я направил Вито проверить след на улице. Есть шанс, что вы слишком быстро появились и не дали преступнику полностью замести следы.

— Так у нас сегодня выходной.

Он счастливо ощерился.

— Из-за нового происшествия квестор разрешил заполнить бумаги завтра, а сейчас продолжить расследование. Так что мы покрутимся у дома, посмотрим, что еще успеем сделать, а тебе разрешаю отдохнуть.

— Ну уж нет, — я резко остановилась. — Кто бы ни был нападающий, я хочу лично участвовать в его поимке.

Вокруг реяли ленты решимости, они отрывались от меня, выныривали из-за впервые за долгие годы приоткрытого без причины щита. Бабушка права, пора понемногу давать выход чувствам, но не потому, что я жалею о своем образе жизни. Скорее моя замкнутость становится подозрительной.

И… контроля у меня стало больше, так что справлюсь.

— Ух, какая боевая мисс Недотрога. Такая ты мне нравишься!

Мурлыканье в голосе. Опять играет, лестно ему, когда замираю от комплиментов. Ходит кругами, изматывая меня и себя. Может быть пора поговорить честно?

— Я и раньше нравилась, насколько помню.

— Не принимай на свой счет. Обычный рефлекс на всех хорошеньких девушек.

— Ха. Вокруг Мирабеллы так не вьешься. И женихов ее не отваживаешь. Ты на меня запал!

Миг. И две руки, опирающиеся на стену, заперли меня в крошечном пространстве. Его тело… чтоб его, и на расстоянии было полной провокацией, а вблизи и вовсе ощущалось неприлично.

Как и голос.

— Повтори…

— А что повторять? Если мы попадем в сложную ситуацию, я могу на тебя рассчитывать? Сконцентрироваться на себе дашь?

Оборотень побелел желваками.

— Конечно. Нужно будет по делу, заходи, Недотрога, располагайся. Топчись ножками.

— Отлично! Договорились! С Алексом тоже драться не будешь? И меня к стенке прижимать перестанешь, а, командир?

Он зарычал, едва слышно, чуть подрагивая верхней губой.

Как же мне надоели эти игры мускулов, расстегивание ширинок и размахивание линейками. Я вообще не твоей боевой категории, парень! Ты со мной силами хочешь помериться?

Пока тот, кто ударил мою бабушку и довел ее до сердечного приступа бегает на свободе?

— Ничего у тебя не выйдет, командир. Пойдешь лесом со всеми своими закидонами. Мне не нужен парень, который давит вместо ухаживаний, понятно? Я выбираю того, кто меня понимает!

Подхватив его витающую надо мной ярость, я дернула на себя и укуталась силой, сама пылая как альфа-оборотень.

Мы стояли, сблизившись глаза в глаза, едва касаясь носами и шипели как разъяренные кошки. Удивительно, но при всей своей злости, диком раздражении от внезапного бунта, он так меня и не коснулся, даже не пытался притронуться.

— Эй, что у вас происходит?

Недоуменный Алекс с пакетами и коробками стоял в коридоре. Несмотря на то, что врачи сразу сняли бабушке приступ, дальнейшее лечение могло обойтись в изрядную сумму, и младший Фаворра решил поддержать нас чем мог.

— Лекс, я тебе писал, чтобы ты был осторожен? — резко развернулся Диего, меняя объект давления. — Ты понимал, что Ева в опасности?

— Так вот же она, — его брат ткнул в меня пальцем. — Цела и здорова, я присматривал.

— Плохо присматривал! На тебе теперь не Ева, а ее бабушка, — сообщил старший.

И уже мне.

— Недотрога, работать!

Он пошел к выходу, буквально выключая себя. Я не «видела» сейчас его ауру, не настолько была открыта, но точно знала — он волевым решением погружается в свое белое безмолвие.