За открытой дверью виднелась еще одна комната, откуда слышался аромат пряной зелени и жареного лука.

Содержимое камина горело ровно, без привычного потрескивания. Может быть, так горит кизяк?

В комнату по лестнице медленно спускалась высокая красивая женщина, шурша длинным вечерним платьем. Я неловко вскочил на ноги и инстинктивно поправил галстук.

Женщина подошла ко мне, двигаясь с грацией модели. Это была Вивиан Белчер. У меня возникла одна единственная мысль: это сон.

Она тоже меня узнала и рассмеялась.

– Эдд Лоренц. Потрясающе! Так, значит, вы и есть тот таинственный третий в нашей компании. Кто бы мог подумать, что я вас снова увижу, – она произнесла это мягким, чуть вкрадчивым голосом и протянула мне руку. У нее были тонкие прохладные пальцы без колец. – Что вы тут делаете?

В голове пронеслось с десяток ответов, но я выбрал самый простой.

– Врач прописал мне йодистые испарения Индийского океана. А вы как тут оказались?

– Провожу журналистское расследование.

Вив выглядела так, как будто сошла со страниц глянцевого журнала. Белая вязаная кофта, небрежно наброшенная на плечи, смело подчеркивала изысканность вечернего платья.

Раздался какой-то шум. Мы, не сговариваясь, посмотрели на лестницу, по которой только что сошли в гостиную. С точки зрения архитектуры это был маленький шедевр. Я сказал об этом Вив. Она согласно кивнула головой.

– Присуждаю ей третье место.

– А два первых?

– Самая красивая лестница в мире в Парижской опере.

– А вторая в отеле «Джефферсон», в Ричмонде, – поспешно добавил я, чтобы не нарваться на вопрос, был ли я в Парижской опере.

– Вы спускались по этой лестнице и не свалились?

– Меня внизу никто не ждал.

Вив оценила изящество моего ответа.

– Кому вы подавали сигнал? – спросила она.

– Какой сигнал? – удивился я

– Там, на берегу океана, белой рубашкой.

– А-а, я ее стирал… на ветру.

– Вы и носки так стираете?

– В последнее время нет, – промямлил я, судорожно соображая, как себя вести дальше. – Это вы забыли на пляже купальник?

– Ах да, надеюсь, он тоже впитал запах океана.

– Кто еще в нашей компании?

– Только хозяин гостиницы, он же главный смотритель маяка. Моя охрана – два йеменца и водитель, тоже местный, ужинают отдельно. Еще повар, он же официант, по-моему, француз… Вы почти не изменились за четыре года. Только поседели.

– Да, мне досталось.

– Я была в Риге еще раз, в январе 91-го. Но к вам меня не пустили.

– Вы сегодня без эскорта? – спросил я, имея в виду Джерри.

Вив не сразу поняла, о чем речь, но потом улыбнулась.

– Сегодня его не будет.

Из камина вдруг брызнули искры. Мы удивленно посмотрели в его сторону.

– Я думала, что здесь в каминах вместо огня играют солнечные зайчики.

– Ночью в Аравии холодно. Огонь в пустыне – признак щедрости. Бедуин может бросить в огонь свой лук и стрелы, чтобы хоть минуту побыть в тепле.

– Откуда здесь дрова? Плавник?

Я подошел к камину, чтобы понять наконец, что же там горит. Это был не кизяк, а узловатые ветки кустарника.

– Похоже, здесь в песках растет кустарник, которому дождь не нужен.

В гостиную вошел невысокий, крепкий пожилой мужчина в морском кителе. Первое, что я увидел, была большая бликующая серьга в одном ухе. Классический тип английского морского волка: телосложение плотное, открытое загорелое лицо в глубоких морщинах, седые бакенбарды, отсутствие зуба с правой стороны. Он протянул мне свою лапищу:

– Чарльз Даррелл. Пора выпить. Если я начинаю пить до обеда, то к вечеру засыпаю. А если не выпью после шести, места себе не нахожу. А сейчас уже восемь. Как доехали?

– Хорошо.

– Каким оставили позади себя небо?

В доисламские времена этой фразой встречали путников. И я знал один из ответов: «Небо в облаках. А облака, как разрыв ткани, слишком часто выставлявшейся на показ». Это я и произнес.

Капитан удовлетворенно хмыкнул.

– Тогда прошу к столу.

Он говорил с легкой хрипотцой, внятно произнося каждое слово, как и полагается капитану.

Я порадовался тому, что вопрос о небе не застал меня врасплох. Мне было важно не выглядеть этаким chechaco [18] посреди серо-коричневого безмолвия Аравийской пустыни.