– Спрячь! Представь, накроет нас сейчас сторож, что мы скажем? И вообще, надо дыру замаскировать, чтобы на нас не подумали…

– Мари, – с шутливым укором сказал Дато, – ты хочешь скрыть следы преступления?

– Какого преступления? Не было нас здесь, кирпичи сами обвалились!

– Не ожидал! – посмеялся Дато и осторожно положил «мумию» в сторону от ямы. – А замаскировать нужно…

Он ссыпал землю в нишу, закрыл ее плитой и попытался приладить отбитый обломок. Обнаружив, что нескольких кусков все равно не хватает, поднялся, подтащил оставшийся цельным монолит кирпичей и впихнул стоймя в зазор над ямой.

– Так даже натуральней… Опору вернуть? Нет, пусть лежит: выскочила под тяжестью нагрузки, камни и посыпались. Что скажешь?

– Ничего не забыл? – указала Мари на загадочный предмет. – Или сторожу отнесем?

– Ты как это видишь? «А мы клад в спецхране нашли!» – «Где? В спецхране? А что вы там делали, а? Комнату времен Горгасали ломали?»

– Тогда обратно спрячем, пусть сами разбираются!

– Они разберутся: толкнут задорого, если ценная. Сколько сейчас черных археологов! А мы историкам отнесем: есть к ней интерес – нам законные 25 процентов от государства.

– А если нет?

– На память оставим.

Ребята еще поспорили, но в итоге Мари дала себя убедить: ей тоже хотелось знать, что за подарок сделала им судьба. Вернувшись в комнату и закрывшись изнутри, они бережно уложили находку на диван. Едва Дато взялся за похожую на лен материю, как носы обоих уловили сладкий запах пчелиного воска.

– Погоди! Можешь потом открыть? – спросила вдруг Мари.

– Почему?!

– Тут такое дело…

Дато увидел, как она переминается с ноги на ногу. Казалось, все внутри нее танцует.

– Не подождет? – смекнул он.

– Из последних сил держусь.

– Эх! На самом интересном месте!

Дато ждал Мари на одном их двух балконов, которые архитектор поместил на третьем этаже здания с боков фасада. «И как я раньше не сообразил выше подняться? Давно бы на свободе были!» – снисходительно журил он себя.

Все произошло само собой. Ища столь необходимую Мари комнату, он почему-то сразу повел ее к двери, через которую звал сторожа, почему-то в этот раз заметил, что лестница уходит еще выше, и они резво вспорхнули наверх. Там-то и нашелся укромный уголок.

Но прежде Дато увидел дверь с витражами, в которых горели точки уличных фонарей. Он рванул щеколду – замка на двери не было – и выскочил наружу. Вне себя от счастья перегнулся через перила: до земли было метров пять. Зато слева к балкону на одном с ним уровне подходил парапет террасы. Винный завод стоял на горе, и территория вокруг была устроена на манер ниспадающих к главному входу уступов. Третий этаж со стороны фасада был первым со двора, а второй и начальный скрывались под землей, поверх которой были устроены широкие дорожки, обнимавшие здание с боков, как обод кольца – драгоценный камень. Верхняя и кончалась террасой с парапетом, примыкавшим к балкону.

«Всего-то – залезть на перила и перейти. Один шаг. Если назад не смотреть, не страшно! Мари согласится, ей домой нужно!» – мыслил Дато. И был прав. Стоило ему несколько раз перемахнуть с балкона на парапет и обратно, как от строптивости девушки не осталось и следа. С птичьей легкостью перескочила она на террасу.

– А сумочка? – спохватилась она.

– Думала, вместе с нашим кладом брошу? Жди здесь, я мигом!

Он вернулся еще быстрей, чем обещал. Сторож нашелся на проходной: сопел, уронив голову на руки на столе. Рядом стояли две бутылки вина, обсыпанные благородной пылью, как ели снегом в зимнем лесу. Ребята не стали нарушать покой того, кто предпочел пьяные грезы чудесам наяву, и ускользнули в темноту ночи.

Путь от площади Воронцова, где в одном из итальянских дворов жила Мари, до своего угла в Старом городе Дато преодолел едва не вприпрыжку. Порывистей мартовского ветра был он и часто переходил на бег, снедаемый желанием скорей изучить добычу.

Влетев в комнату, зажег лампу и бросился на сверток, как кидается на еду оголодавший человек. Блеснул желтый металл, и Дато заставил себя охладить пыл: «Я все-таки ученый, нужно быть аккуратней». Смирить сердце было тем трудней, чем больше открывался ему предмет. Это и вправду был квеври, но какой!

Залитое воском горло венчал оттиск причудливо переплетенных линий. Окружность опоясывал обод желтого металла с вырезанными в два ряда буквами. Такие Дато встречал в исторических книгах. Он пошарил рукой по столу, ища увеличительное стекло. «Как этот шрифт назывался, асомтаврули [17] ? – пригляделся он. – Самый древний у нас, пятый век».

Отложив лупу, Дато поднялся: хотелось отстраниться и охватить взглядом основную часть кувшина целиком. Выпуклое, овальное его туловище покрывали рисунки. Причем от горлышка до узкого дна сосуд был как бы поделен надвое, походя на позитив и негатив фотоснимка. Изображения с одной стороны были нанесены красной краской поверх глины желто-зеленого, оливкового цвета, в части напротив она сама формировала рисунки, углубленные в ее красный фон. «Как обратная сторона Луны», – думал Дато, отходя к окну.