В деревню я вошла с опаской. Обхватив себя руками за плечи, в тщетной попытке хоть как-то согреться, медленно двинулась вперед по самой широкой улице, тщательно обходя превратившихся в ледяные статуи людей, застывших, порой, в самых нелепых позах. Тишина вокруг стояла просто оглушающая, в которой мои собственные шаги, как и бешенный стук сердца, казались пугающе громкими. Я пыталась ступать как можно тише, но из этого ничего не выходило, поэтому вскоре махнула рукой на попытку изобразить из себя бесшумную тень и перестала красться.

Дойдя до свободного от домов пространства, которое, надо полагать, тут исполняло роль деревенской площади, настороженно замерла. Но сколько я не прислушивалась, вокруг было все так же тихо: ни скрипа приоткрывшейся двери, ни звука чьих-то шагов, ни даже малейшего шороха. Ни-че-го.

Поднеся ладони к лицу, подула на закоченевшие пальцы, отогревая их своим дыханием, а потом принялась внимательно осматриваться, выбирая дом побольше. Делать того, что собиралась, мне не хотелось, но иного выбора просто не было. Либо я тут замерзну, за компанию со всей деревней, либо попытаюсь найти хоть что-то, что поможет защититься от холода и хоть немного согреться.

Резко выдохнув, как перед прыжком, отчего с губ сорвалось облачко пара, бегом рванула к дому, который, по моему мнению, мог бы принадлежать старосте. Большое, добротное строение было почти не скрыто слоем снега и льда, в отличие от других находящихся рядом, а, значит, и попасть в него должно быть легче.

Добежав до двери, глянула на заиндевелую ручку, не решаясь к ней прикоснуться. Я и так уже с трудом собственные пальцы чувствовала, а тут пришлось бы прикоснуться к ледяному железу. Недолго думая, попыталась открыть дверь с ноги, но у меня ничего не вышло. Либо дверь была слишком тяжелой, либо она просто примерзла.

Понимая, что нужно спешить, что на дворе не май месяц, а я практически раздета, решительно навалилась плечом на преграду и… о чудо, та поддалась. С хрустом и скрипом дверь приоткрылась, чем я поспешила воспользоваться, юркнув внутрь.

Захлопнув ее за собой, огляделась. В предбаннике, куда я попала, был полумрак, так как света из маленького бокового окошка было недостаточно, чтобы в подробностях увидеть все, что меня окружало, но вот тело мужчины лет пятидесяти, сидевшего навалившись на стену возле входа в следующее помещение дома, заметила сразу.

Вздрогнув, попятилась, налетев спиной на входную дверь, и снова вздрогнула, но на сей раз не от испуга, а от холода. Лед, что намерз с ее внутренней стороны, ожег кожу через тонкую ткань футболки.

Отскочив в сторону, присмотрелась к умершему, который, в отличие от тех, что были на улице, не представлял собой ледяную статую, но от того выглядел еще более жутко. Тонкий слой инея, что покрывал лицо, тело и одежду мужчины, слабо мерцал в дневном свете, отчего казалось, будто он светится.

Поежившись, я отвела глаза от покойника и начала медленно приближаться к двери, ведущей в глубь дома. Однако делая шаг за шагом к своей цели, все же следила боковым зрением за находящимся на полу телом, словно боялась того, что оно вот-вот оживет и начнет шевелиться.

"Ужастиков надо меньше было смотреть!" — мысленно обругала я саму себя и, взявшись за дверную ручку, потянула ту на себя.

На сей раз проблем с открыванием не было. Дверь поддалась легко и я шагнула через порог, где мне открылась просторная комната, в которой, к моему неимоверному облегчению, ничьих тел не обнаружилось. А еще тут, по сравнению с улицей, казалось гораздо теплее.

Порадовавшись этому обстоятельству, я принялась за дело, старательно игнорируя собственную совесть, которая буквально вопила о том, что нельзя обкрадывать умерших. Я была с ней в этом полностью согласна — нельзя. И в иной ситуации, никогда бы не посмела опуститься до мародерства, но сейчас… сейчас пришлось поступиться собственными принципами. Да, люди в этой деревне были мертвы, и было совершенно неизвестно, что их убило. Но я-то была жива, и присоединяться к ним только из-за собственных убеждений, что красть у мертвых нельзя, не собиралась.

Пообещав себе, что если выживу, то век буду возносить благодарности жителям этого неизвестного селения, которые помогли, сами того не ведая, я больше не стала отвлекаться на моральные терзания и сосредоточилась только на поиске вещей, которые могли бы мне понадобиться.

Вламываться во все дома подряд не стала, ограничившись теми, что были не так сильно занесены снегом и выглядели поприличнее. Но вот в один дом, который лишь немногим уступал размерами дому местного старосты, я не смогла заставить себя войти. Заглянув в его окошко, дабы оценить, стоит ли соваться внутрь, тут же отпрянула назад, ощутив, как к горлу подкатывает тошнота. Там, за стеклом, была большая комната, а в ней… в ней были женщины. Мертвые. Я успела заметить пятерых, но подозреваю, что на самом деле их там было больше. Видимо, когда случилась трагедия, какая-то часть женской половины деревни сидела в этом доме и занималась рукоделием. Я слышала о таком обычае, когда селянки собирались вместе в чьем-нибудь жилище и за неспешной беседой пряли, вышивали, вязали и тому подобное. Так и необходимые дела делались, и не скучно было, и в то же время шел обмен последними новостями да сплетнями.