Убийство Леры стало страшным ударом для всех нас, её близких. Петька первые полгода люто пил, забросив все дела, и практически не общаясь с родней. По непроверенным данным, дошло до того, что отец пригрозил ему психиатрической лечебницей, где его могли бы быстро вылечить от пагубного пристрастия. После этого он взял себя в руки. Капельницы помогли прийти в относительную норму, и вскоре приступить к своей обычной работе.

Но самой тяжелой потерей смерть единственной дочери стала для ее мамы, Светланы Алексеевны. Она вырастила дочь одна, и та была для неё самым родным человеком. Отца Лериного я никогда не видела, только знала, что когда-то давно, вскоре после рождения Леры, он развелся с её матерью, уехал из города, после чего сгинул где-то в поисках лучшей доли. Светлана Алексеевна работала заведующей аптекой, и в последний год только работа держала её на плаву, не позволяя полностью раствориться в собственном горе. Я старалась навещать её по возможности часто, мы тихо сидели в чистой, крошечной кухне, пили чай и говорили о пустяках. Про Леру она до сих пор не могла говорить в прошедшем времени, но иногда вдруг спохватывалась, замолкала, и долго смотрела в окно каким-то опустошённым и безжизненным взглядом.

К нашему общему несчастью, Лера стала очередной жертвой серийного маньяка-душителя, получившего прозвище Чулочник. От его сумасшедшей жестокости погибли уже пять женщин. Лера оказалось шестой. Никто из близких до сих пор не знал, что вынудило ее тогда, чуть больше года назад, выйти из дома поздним вечером. Куда она отправилась, и с какой целью, тоже оставалось загадкой. В тот злополучный день Пети дома не было, он уже вторые сутки находился в командировке. Вечером они поговорили по телефону, как обычно, пожелали друг другу спокойной ночи. С его слов, она собиралась спать. Спустя несколько часов, глубокой ночью, её нашли на пустыре случайные прохожие. Лера была задушена, а вокруг шеи обвиты черные женские колготки – фирменный знак Чулочника. В ту ночь шёл дождь, и следов убийцы обнаружить не удалось. Как и во всех предыдущих случаях.

Новый звонок мобильного выдернул меня из потока воспоминаний. На этот раз звонил Славка Бурцев, мой помощник и правая рука.

– Доброе утро. Слышала уже про ночное нападение в парке? – голос его звучал звонко. В нём чувствовалось возбуждение охотничьего пса, взявшего след, – похоже, Чулочник опять вылез из своей норы.

– Слышала, – коротко ответила я.

– Делаем сюжет?

– Да, конечно. Подключай ребят.

– Я заеду за тобой минут через двадцать, – бросил Славка, и отключился.

Положив трубку, я взглянула в окно. Там уже забрезжил рассвет, и хмурое осеннее солнце делало слабые попытки найти лазейку в череде тяжело нависающих туч. Предстоял насыщенный день. Я мельком взглянула в зеркало на своё бледное и сосредоточенное отражение, и уверенным шагом отправилась в ванную.

***

Проклятая боль в суставах опять давала о себе знать. Осеннее обострение хронической болячки в этом году скрутило так, что даже перемещаться по своей гнилой избушке приходилось тяжело. Кряхтя и постанывая, он направился к колонке, с трудом волоча больные ноги и гремя на ходу пустыми ведрами. Осень выдалась холодная и мрачная. Городская окраина не радовала уже красотой пейзажей, а облетевшие деревья стояли, растопырив голые лапы, словно готовясь ловить ими первый скупой снежок.

Слева от колонки была проложена тропинка, ведущая к городскому пустырю. Пройдя через него, можно было выйти к построенному за годы его отсутствие поселку для богатых сограждан. Вот где жизнь! Дома огромные, красивые, в два, а то и в три этажа, каждый спрятан за высоким, неприветливым забором. Прямо, местная Рублёвка. А здесь у них все мрачно и тихо. В соседних домишках, стоящих рядом, таких же старых, как и его собственный, доживали свой век две одинокие старухи.

С трудом поднявшись на крыльцо и стараясь заглушить тяжелый хронический кашель, доставшийся от тюремного прошлого, он вошел в сени и поставил ведра с водой рядом со столом, на котором старенькая электроплитка из последних сил грела его нехитрый ужин. Из-за шторки был виден тот угол комнаты, в котором находился предмет его гордости, новый плоский телевизор с большим экраном и четким изображением. Только что закончился прогноз погоды, и на экране появилась звезда местного телеканала. «Красивая девка», – подумал он, тяжело присаживаясь на стул, – «но до подруги ей все равно далеко. Та была уж чистый ангел. Уродилась же такая!»

Между тем ведущая закончила говорить о всяких насущных делах, типа совещания у мэра и проблемах, связанных с началом отопительного сезона, и перешла к криминальным новостям.

– Минувшей ночью произошло очередное нападение на женщину в городском парке, – произнесла она, глядя с экрана серьёзным, пронзительным взглядом.

Он бросил перемешивать картошку на старенькой сковородке, взял пульт и сделал звук громче.

– По данным следствия, преступление связывают с серией убийств орудующего на территории нашего города маньяка, получившего прозвище Чулочник из-за своего пристрастия совершать удушение своих жертв с помощью черных женских колготок. По счастливому стечению обстоятельств, в этот раз жертва нападения осталась жива. Полиция города обращается с просьбой ко всем, кто мог стать свидетелем преступления или располагает иными сведениями по данному делу, обращаться по телефону.

Продиктовав номер, ведущая стала брать интервью у какого-то ментовского начальника, который распинался, докладывая, сколько сил и нервов положили они на поимку неизвестного злодея.

– Живая, значит, говорите, – тихо пробормотал он и снова вернулся к плите с застывшей на лице гримасой задумчивости.

Он снял сковородку с огня, достал из кармана старенький мобильник, и набрал номер.

– Надо встретиться, – произнес он короткую фразу и нажал кнопку отбоя.

***

Сегодня с утра у меня было полно дел. Мы снимали сюжет о Доме престарелых, лейтмотивом которого был призыв к милосердию и терпимости. Затем я брала интервью у главного режиссера драмтеатра, поделившегося планами и перспективами на предстоящий театральный сезон. С ним я была знакома лично. Дело в том, что моя мама была уже много лет примой этого театра. Имя Елены Суворовой, а именно так звали мою маму, можно было встретить на каждой театральной афише, сообщавшей о премьере спектакля. Её таланту легко покорялась как античная классика, так и новомодные пьесы современных авторов. Мамам умела создавать на сцене неповторимые образы, и много лет блистала на сцене родного театра, радуя своих поклонников.

Ярослав Гранин, с которым я сегодня беседовала, был уже третий главный режиссёр за время её театральной карьеры. Возможно, поэтому интервью прошло, как по маслу, Гранин с удовольствием делился творческими планами, искромётно шутил и раздавал комплименты в том роде, что у гениальной матери гениальная дочь

Когда позвонил Саша, вся команда трудилась, готовя материал к вечернему эфиру.

– Привет, надо переговорить, – немногословно пояснил он.

– Есть новости по делу? – насторожилась я, вся превратившись во внимание.