Он в нерешительности уставился в пол, затем проговорил:

– Но люди знают, что смерть – это не конец. На то и религия.

– Знать и верить – это разные вещи, – возразила я.

Другой отошел к стене и сел на холодный пол. Он обнял колени и задумался. Минуты через две, не дождавшись продолжения беседы, я села напротив, надеясь, что в этом мире невозможно простудиться.

Он поднял голову и посмотрел на меня. Такой ровный сильный взгляд, без робости или сомнений, я не видела никогда. Он не давил, но связывал, будто бы луч света, естественно до дрожи. Когда Другой смотрел на меня так, я понимала все, и не нужно было слов, не нужно было объяснений. Я просто знала, что мы – одно целое.

Как быстро возникло это чувство! Две недели. Но почему это чувство не поглотит меня целиком, не лишит воли и разума? Почему мне нужно что-то понимать, выслушивать объяснения? Как было бы хорошо, если бы я просто верила!

Верить в то, что можно просто наблюдать за смертью живого существа?

– Твоя вера в меня утопична и не имеет оснований, – тихо произнесла я, скопировав его позу с поднятыми к подбородку коленями.

– Я им говорил, что это не имеет значения, – задумчиво проговорил он, облокотившись о стену и вытянув одну ногу.

Усмехнувшись, он посмотрел в высокий потолок, затем на меня:

– Человека невозможно вылепить по своему желанию: принудив тело к одиночеству, лишив его любви – не обеспечить одиночество души, не воспитать равнодушие и эгоизм. У тебя отняли семью – ты стала учителем, тебе не позволили создать семью самой, – но ты снова обманула их и взяла Леонардо. Какие же они все-таки глупцы! И ведь я говорил им об этом.

Он улыбался, его так забавила эта ситуация! Зато меня все эти игры с судьбой вводили все в большее состояние прострации:

– Интересно, а от меня самой хоть что-нибудь зависит?

– Конечно, я ведь говорю: ты всех обманула, обыграла, обошла.

Внезапно улыбка сошла с его лица:

– Но с устройством мира ты сделать ничего не сможешь: так было и так будет. Кто-то убивает, кто-то спасает, а мы должны лишь не допустить попадания души в Ад. – Он немного помолчал. – Ева, не пытайся противостоять этому, иначе пожалеешь. У нас и так слишком мало шансов заполучить душу.

– Почему? – это испугало меня.

Он пожал плечами:

– Просто потому что нас слишком мало, пару тысяч, не больше, а люди умирают каждую секунду.

Сие заявление меня, мягко говоря, ошарашило:

– Получается, что большинство людей попадет в Ад?

Скорбное молчание было мне ответом.

– Но почему?! – я вскочила. – Почему погонщиков Ада больше, чем нас?

– Я не говорил, что их больше, – он поднялся с пола. – Просто у них другие правила, например, они могут воровать души у нас. Но, кажется, об этом я уже упоминал.

Я удрученно мотала головой:

– Как это все бессмысленно. Нескончаемая гонка.

Другой настороженно смотрел на меня:

– Не стоит впадать в такое состояние, не опускай руки. Сначала попробуй идти этим путем.

– Я попробую, – пообещала я и проснулась.

2

ПЕРВЫЙ УРОК

Мне пришлось задержаться в гимназии и немного порепетировать со своими детьми новогодний концерт. Потом пришел будущий первоклассник: испуганный мальчик с жидкими светлыми волосами. Его мама постоянно дергалась, обрывала разговор на полуслове, все время боялась сказать что-то лишнее или неправильное. То ли она хотела устроить ребенка именно в мой класс, то ли именно в эту гимназию? Не знаю. Но ее поведение сильно раздражало. Я дала мальчику несколько заданий для диагностики уровня готовности к обучению. На любой заминке мамаша начинала ругать ребенка, повышать голос. В общем, в итоге, я попросила ее подождать в коридоре.

Саша довольно быстро успокоился и даже высказал интерес к предложенным заданиям. Причем показал неплохие результаты. Итак, мой будущий первый класс потихоньку набирался.

Я погасила свет и заперла кабинет, когда на часах уже было 18.44. Сдав ключ сторожу, вышла на улицу. В лицо ударил морозный ветер. Моя бедная «Мазда» одиноко жалась к темно-синим «Жигулям» сторожа. Больше на стоянке автомобилей не было.

Пока я рылась в сумочке в поисках ключа, который, как обычно, прятался где-то внизу, сторожа за дверью принялись меня обсуждать.

– Вот что, значит, семьи нет. Одна работа на уме, – недовольно ворчал пожилой Лев Сергеевич.

В принципе добродушный старичок, но уж очень он любит говорить о людях за их спиной.

– Ну, а что ей дома делать? – Вторил Виталик, учащийся техникума и зарабатывающий деньги, как он сам выразился, «наиболее легким путем».

И наименее перспективным. Я тихонько спустилась с крыльца, очень уж не хотелось, чтобы они поняли, как лопухнулись, и направилась к «Мазде».

Я сидела в холодной машине и ждала, пока прогреется двигатель. В голову лезли мрачные мысли: как же хорошо я все-таки жила раньше. И работа у меня была, и собака, и парень какой никакой. Вот бы вернуть все назад, прокрутить пленку и вытащить кассету, чтобы так и осталось!