Да и на лицо Митяй тоже был хорош, все девушки в посаде охали да ахали при виде его. А он хоть и средь братьев средний был, но умом по девицам ещё даже и младшего не догнал. Ходил по посаду ко всем девушкам равнодушный. Для него больше по душе диковинные зверушки да птички были, любил он природу. Увидит где, какую птаху чудную и ну на неё умилятся, или зверька странного заприметит и дивиться ему. Такой ко всему живому любознательный и добрый был, что батюшку своего злюку и братьев лиходеев очень этим раздражал.

Вот и сейчас, братья, поёжившись, только зло ухмыльнулись Митяю вслед. А он, как всякий добряк, не обращая на это внимания, пошёл за хворостом. Идет, бредёт по лесу, валежник собирает, и так далеко зашёл, что видит, а лес-то вокруг него уже другой, не тот, что был у горы. Там-то деревья всё больше с листвой были, дубы да берёза с ольхой, а тут сосны да ели невиданных размеров стоят. Остановился он на небольшой полянке и смотрит вокруг.

– Это же надо как я увлекся, что забрёл неведомо куда… – оглядываясь, удивляется Митяй. А деревья-то вокруг все такие высокие, что небо затмевают, и чем дальше в лес, тем темней становиться.

– Как же я отсюда выбираться-то буду… – думает он и наверх на макушки сосен поглядывает. Смотрел, смотрел да и решил на самую высокую сосну взобраться.

– Залезу, а уж оттуда-то, гору, где братья меня ждут, увижу… – обрадовано решил он, и только он так подумал, как видит, над верхушками деревьев тень размером с амбар промелькнула.

– Что такое? Что за леший надо мной потешается… – удивился Митяй. А тень обратно пролетела и не собирается останавливаться. Так и кружит над тем местом, где он стоит.

– Эй, что летаешь надо мной, над моею головой! А ну покажись, коль смелый!… – кричит Митяй, задрав голову. И не успел он поодаль отскочить как прямо передним на полянке, рухнув с высоты, оказался зверь диковинный. Ростом с терем боярский, голова как бочонок из-под мёда, на змеиной шее держится, одни только глаза на ней размером с самовар, а пасть, словно колодец бездонный зияет, и будто пила острыми зубами усеяна. На спине крылья перепончатые как у летучей мыши, только величиною с телегу. А ноги у чудища, что лапы у медведя, а длинной с Митяя будут. Хвостом безмерным чешуйчатым с наконечником как у стрелы о землю бьёт, из ноздрей словно из печных труб пар валит. Глазами самоварами хлопает, головой бочонком крутит, Митяя оглядывает, а он на него смотрит, рот раскрыл.

– Да ты кто же такой будешь-то? Что за зверь чудной? Второй десяток на свете живу, а доселе дичи такой знать не знал, видеть не видывал… – еле совладав с собой, и даже поперхнувшись, хрипло пролепетал Митяй.

– Ха! Не пойму я что-то,… не то комар пищит,… не то плачешь ты,… а добрый молодец? – шутливо издеваясь над опешившим Митяем, лукаво изображая своей огромной пастью улыбку, громогласно спрашивает чудище лесное. А от такого голоса Митяя аж в дрожь бросило. Волосы у него дыбом встали, чуть слуха не лишился, за уши схватился и кричит ему в ответ.

– Ты это что же, и по-человечески разговаривать умеешь!?… ух, ты!… да быть такого не может! – невпопад ухнул он и рот раскрыл. А зверь-то от его такого глупого вида не сдержался да присев на задние лапы расхохотался. Земля содрогнулась от его смеха. Деревья зашатались. А со скалы, где братья сидели, камни посыпались. Митяй пуще прежнего за голову схватился и даже глаза зажмурил.

– Замолчи! Ох, замолчи! А то оглохну сейчас! – кричит ему, охает. Услышал его зверь, притих и уже спокойно говорит.

– Ну, неужто и вправду никогда не видел такого как я? – спрашивает он да криво улыбается. Митяй руки от ушей убрал, смотрит, и толком ещё сообразить не может, кто же перед ним.

– Такого точно, не видел,… да откуда же ты такой взялся? По-людски говоришь, да и соображаешь как человек, но только зверь! А уж огромный-то какой, что и не обойти тебя ни объехать,… да ещё и летаешь. Как хоть звать-то тебя величать? – спрашивает он зверя.

– Да я и сам не знаю, откуда взялся,… вроде как всегда здесь был. Я себя и маленьким-то не помню,… будто раз, и появился в один миг, а откуда неизвестно. Да и разговаривать я сразу мог,… как с людьми встречаться начал, так и говорить стал,… уж видимо, я так устроен. И как звать меня, я тоже не ведаю,… зови, как хочешь… – вдруг заметно погрустнев, ответил зверь.

– Да как же так, имени у него нет! А ещё говоришь людей встречал,… нечто они тебя никак не называли! Да и вообще, что это за люди такие тут были, тебя видели, с тобой говорили, а никому на свете про это не рассказали? Ну не съел же ты их, в конце-то концов… – уже совсем придя в себя от оторопи, и присев рядом со зверем, затеял добродушную беседу Митяй. А зверь видит такое дело, человек добрый попался, сложил крылья поудобней, свернулся клубком как котёнок, голову свою большую напротив Митяя положил и продолжил свой рассказ.