Дом Фауста
вернуться

Дынкин Михаил
Шрифт:

Дачное

Шмель летит или толстая пчёлка,нарезает круги над Вечоркой.На Вечорке варенье стоит —земляника, открытая банка.Забирается в будку собака,мордой в лапы уткнётся и спит.Комары позудят и отстанут.Игроки, накурившись, расставятофицеров, царей и солдатна доске чёрно-белого мира,и затикает солнце, что мина,превращаясь в багровый закат.Во второй половине июляжизнь прекрасна и воздух из тюля,а едва упадёшь на постель,заскулит заполошное эго,ослеплённое яркостью снега,оглушённое лязгом костей.

«Из пункта А выходит поезд…»

Из пункта А выходит поезди едет в некий контрапункт.Так начиналась эта повесть,которую сочти за трудпрочесть, а впрочем, нет, не стоит.И так всё ясно: поезд, ночь.Мужик, уставший от историй,на нижней полке (ты точь-в-точь)покачивается, печален.Напротив – девушка с веслом.Они беседуют за чаемо том, что умерли весной;о том, как ждали на вокзале,в руках – пустые рюкзаки,о том, какие под глазамибывают страшные круги…Что ж, мы и сами умирали,дрожали, сидя у окна.А поезд мчался по спиралииз контрапункта в точку А.

Мячик

Шёл, фонари считая, думал:на пятом Таню обниму.А Таня притворялась дурой,хотя и сохла по нему;изображала недотрогу,косилась в сторону… Но вотсидит и смотрит долго-долгона округлившийся животв своей квартире на Софийской,идёт на кухню, пьёт кефир;ждёт мужа – усики и фиксы,а в голове всё тот же фильмпрокручивают что ни сутки:подъём, автобус, служба, дом…Он ненавидит эту суку,кладёт под жало валидол;тоскует, выгнувшись в кроватимонументальной запятой.В четверг – серебряная свадьба,рукой подать до золотой.Два внука – девочка и мальчик.Два серых старческих лица…Смотри, как тонет в речке мячик,как он захлёбывается.

Окурок

Зажигалка, затяжка, дымок струёй…Птичий город летит, голося.Кучевые чернильными монстрамипожирают замешкавшихся.Пляшут тени в окне занавешенном.Собирается с силами дождь.Если хочешь, добей пересмешника,но не радуйся, если добьёшь.«Это небо, оно не для чайников», —говорит неофиту аскет.Сигарета утешит молчальника,превратится в бычка на доске.Он стоит на краю, обливаетсясмертным потом, боится упастьв облетевшей листвы усыпальницуили в урны зловонную пасть.Красноглазый, с лицом перекошеннымзаметался в давильне подошв…Если можешь, добей своё прошлое,но не жалуйся, если добьёшь.

«Спасало, что есть зажигалка…»

Спасало, что есть зажигалка,что куришь назло докторам;что ангелов быстрые галкимелькают в глазах по утрам.Зияние, звон и горенье —всё тонет в глубоком дыму,как будто испортилось зренье,но зрение нам ни к чему.Послушные третьему глазу,на гребне воздушной волнысмыкаются клёны и вязыто с этой, то с той стороны.Их ветви похожи на вёсла.Их ветер качает навзрыдпод тёмной небесною бронзойсреди альбатросов и рыб.И вот, нарочит и халтурен,толчками, но льётся же свет.А умер ты или не умер,по-моему, разницы нет.

«Снег под руку с дождём идёт по голым паркам…»

Снег под руку с дождём идёт по голым паркам.Качают тополя незримых грудничков.Унылая пора, слепая санитарка:ни пуха, ни пера за стёклами очков.Ни пуха, ни пера, ни ясности, ни цели.И это хорошо, что цели не ясны;что вот она – зима, в чьём ледяном лице ячитаю приговор, досматривая снычужие, ну и что, мне нравятся чужие —в них неудобно жить, но умирать легко;здесь тот же мокрый снег, глаза его большие,текущие дождём сквозь пальцы двойников.Я наугад войду в один из снов вакантныхи встречу двойника с дождём наперевес.Он выдохнет, вдохнёт и скажет, вероятно,что весь я не умру, но я хотел бы – весь.

«Снег падает (хоть это он умеет)…»

Снег падает (хоть это он умеет),лежит и ничего не понимает;и видит длинный ряд пустых скамеек,замёрзший сквер, коробочки трамваев.Ползёт аллеей, обдирая локти,спускается к реке обледеневшей;о головокружительном полётевздыхает, как вздыхает потерпевший.Потом кричит, лишённый дара речи,поскольку знает, что через неделюокрепнет солнце, дрогнет лёд на речке,и с этим ничего нельзя поделать…Твердеют крылья, превращаясь в корни.Снег замирает, быстро обессилев,и видит сон короткий беспокойный —рой белых мух на фоне чёрно-синем.

«Чем нравилась осень? Да как-то, ты знаешь, ничем…»

Чем нравилась осень? Да как-то, ты знаешь, ничем.И если подумать, то лето не нравилось тоже.Там падают листья, ворона сидит на плече.Здесь – солнце в зените, купальщиков красные рожи.Вот зиму любил, непонятно за что, но любил.В России снега, а в Израиле – мощные ливни.Как будто архангел над сонной Землёй вострубил,как будто бы демон её поднимает на бивни.Не можешь согреться, проходишь все стадии снапод пасмурным небом, к груди прижимая будильник,а прямо по курсу стоит великанша-весна:цветастое платье и яблоки глаз молодильных.