Что касается детей, получилось так, что мой старый класс со мной дружил. А в новом классе, куда я теперь попал, было три группы. Девочки ко мне отнеслись настороженно, они прислушивались к учителю. Ну и для всего класса я был «лицеист Палкин», чужак с легкой руки учительницы. Среди мальчиков было две диаспоры: группа нормальных парней, похожих на ребят из моего предыдущего класса, и несколько человек отщепенцев. Вот эти последние пытались как-то выделиться среди других. Ну и лучший способ – задираться к новенькому. Они ничего из себя не представляли, но им надо было набрать очков в свою пользу. Внешность у меня была такая – маленький, кудрявый и в очках. Сам Бог велел таких замухрышек обижать. Постоянно приставали ко мне, тыкали, мешали учиться, обзывали. Как-то на перемене подошли ко мне двое из них разбираться. А я только начал заниматься айкидо, знал каких-то два приема по заламыванию рук. Я одному из них, самому пухленькому, руку заломал, а второму сказал: «Отойди, иначе больнее будет». Это продолжалось где-то неделю. Каждую перемену они ко мне подходили. Я должен был стать для них неким трамплином, об который они бы выбились в люди. Я продолжал бороться. В итоге они отстали. Все события длились всего неделю. Я смог постоять за себя, травители поняли, что со мной лучше не связываться, потому что ничего у них не получится.

В более старшем возрасте, уже в военном училище, я был по ту сторону баррикады. Вообще, в мужском коллективе всегда выстраиваются ранги. Кто-то обязательно должен быть ниже, потому что кому-то должна выпасть доля делать всю грязную работу, разгружать машины или выполнять за других задания. Всегда есть те, кого клюют. Не смотря на свой безобидный вид, я тоже был буллером, правда не самым активным. Это такое стадное чувство. Помню был у нас там такой Рома, над которым все издевались. Ты вроде бы ничего плохого к нему не испытываешь. Даже делишься едой, когда тебе что-то родители присылают. В военном училище это очень ценно, все время хочется есть. Но вот его начинают задирать, и ты, как волчара стае, присоединяешься. Тебя будто затягивает животный инстинкт. Все пинают, и ты пинаешь, не задумываясь. Как-то я даже противогаз в него кинул, голову рассек. Без всякой причины. Стыдно потом было, извинялся. Но в моменте ты об этом не думаешь. И я знаю, что далеко не многие рефлексировали. Большинство просто жили по закону джунглей. Стыдно было только единицам. В итоге мальчика заклевали так, что все-таки отчислили. Лет через десять я его встретил в метро случайно. Я не знал, что мне делать, подойти или нет. На душе был такой разрыв.

Еще я был свидетелем трансформации. Был у нас в училище мальчик Дима. Он был сиротой. У него была одна бабушка. Она умерла, и Диму прозвали «Чикатилой», говорили, что он бабушку убил. Издевались мы над ним все четыре года учебы. Помню, как-то на третий год учебы мы стоим в учебном центре. И этому Диме один парень сказал пойти, что-то принести. А он ответил: «Не пойду». Мы хором: «Не поняли». Да еще начали нагнетать, подначивать этого своего: «О-о-о, да тебя Чикатило послал». Но Дима уперся: «Не пойду и все!» В итоге, парни сцепились один на один. И Чикатило обидчика завалил несмотря на то, что он был слабее и меньше. Как-то он смог себя пересилить. И все! С того момента его зауважали. Практически перестали трогать.

Я считаю, что в такие моменты, когда тебя травят, очень важно проявить стержень и дать отпор. Ведь те, кто травят, они, как маньяки, получают удовольствие, когда жертва начинает убегать, бояться, выплескивать адреналин. Это сносит крышу еще больше. Поэтому и важен стержень, который позволяет оттормаживать буллеров.

История Лейлы, 2017 год (20 лет), поселок Мардакян

Записано на основе поста в связи с гибелью Элины Гаджиевой от 13.04.19 с личной страницы в Facebook (https://www.facebook.com/profile.php?id=100008578903277&__tn__=%2CdC-R-R&eid=ARCjopwtoZn3UORifiYRXTgNj0851fLHO8piPQTm9rbZEP1nApYM6R09BkpBjaWPNU1_kZHS_t1Wleeq&hc_ref=ARTjPboqDU38VnUBv-HWpZCRt1N_vXFO0DaL90e4l_8UmjTUyBAHek5Lq9vFnaFAV6g&fref=nf

Учитель, 23 года, г.Баку

Имя сохранено

На протяжении двух недель в 2017 году я преподавала в Мардакянской школе-интернате № 2 для детей, оставшихся без родительского попечения (всего 10 уроков). Эти две недели навсегда останутся в моей памяти. Потом я обращалась с жалобами в Министерство Образования – как устно, так и письменно. Все мои жалобы остались без рассмотрения. И что самое главное, принимавший мою жалобу сотрудник Министерства Образования был осведомлен обо всем. Он отказался меня выслушать. Перебив меня, он спросил, есть ли у меня какие-либо вещественные доказательства (видео- или аудиозапись). Я ответила, что нет. Мне вежливо указали на дверь.

Я поделюсь с вами тем, что я увидела своими собственными глазами.

Учителя (включая директора и его помощника) оскорбляли детей и унижали их достоинство.

Видеть, как учителя швыряют детей о стену, дают подзатыльники, таскают за волосы девочек, было обычным делом.

Учебники раздавались ученикам в лучшем случае всего на 45 минут и собирались в конце урока. В ответ на мои возражения, заместитель директора заявил, что эти дети – дикари, и, что, если раздать им книги, они могут их порвать. Хотя среди учеников были дети, которые желали учиться, но им, несчастным, выдавали учебники на руки с таким одолжением, что дети остывали к учебе.

Так называемый школьный психолог был на самом деле водителем директора.

Так называемые школьные уборщицы, которые должны были следить за чистотой в школе, на самом деле ходили убираться в доме у директора. Учителям приходилось самим наводить чистоту своих классах.

Этот так называемый психолог, a на практике водитель директора, зачастую беспричинно забирал детей со школы и уводил их заниматься физическим трудом (забирал прямо с уроков!)

Из-за моего нежелания пресмыкаться перед ним, директор старался унизить меня при каждой возможности (точнее сказать, демонстрировал свою невоспитанность). Он заходил в класс без стука и кричал на меня и моих учеников. По утрам все сотрудники сначала проходили мимо директора, осыпая его и его семью похвалами и благостными пожеланиями, и только после этого расходились по рабочим местам. Так как я была единственным работником, кто шел прямиком на рабочее место, не сворачивая к директору, он как-то вызвал меня к себе и заявил, что мне не дали должного воспитания в Кавказском университете, и что я не имею представления о культуре. Возвращая мне мои документы, он придумывал многочисленные уловки, чтобы помешать мне. Он даже высмеял мой красный диплом. Вызвал к себе учителей и дал им поручение образумить эту девушку). Педагоги школы обступили меня и лезли из кожи вон, стараясь меня разубедить. Приводили только один довод: в школе учатся дети убийц, здешние дети – дикари, и так далее и тому подобное . . . Но я не увидела там ни одного ребенка-дикаря. Я видела директора-дикаря, замдиректора – дикаря, учителей-дикарей, психолога-дикаря …

Присылаемые детям качественные продукты вывозились для продажи «на стороне». Перевозкой занимались сами дети. Кому шли деньги от продажи, не знаю. Не знали этого и дети.

Дети мыли руки без мыла. Помнится, они пользовались оставшимся с советских времен шампунем. Дети попросили мыла, и мужчина-контролер дал им старый шампунь, после чего они прозвали его «Дядя Шампунь». «Дядя Шампунь» скончался летом.

Детям давали чай в коричневых пластиковых стаканах. Сколько я ни пыталась, я не смогла себя заставить пить чай из этих стаканчиков.