Но провозился с чтением я часов до двух. Меня засосало довольно конкретно. Психолог, правда, попался толковый, хоть я и на дух не переношу этих психологов. А с этим я бы пообщался лично. Есть у меня пару наболевших вопросов, да выяснить не с кем. Боюсь, скажи родителям – моралью задавят, засовестят.

Ночью я мучился кошмарами. Меня преследовали обезумевшие снежинки с накрашенными губами и почему-то в топиках. Они хороводили вокруг меня и в один голос повторяли: «Съешь меня, съешь меня, съешь!» А потом вперёд выходила самая большая снежинка в очень знакомом халате и добавляла: «И будет тебе счастье!» Я протягивал к ней руку и, как столовский пирожок, аккуратно заворачивал в салфеточку, чтобы положить в карман.

Утром я встал совершенно разбитым. И нисколько не простуженный. У снежинок снова ничего не вышло. В ванной висел тот самый халат, как у снежинки, на крючке для полотенец. Где-то я его уже видел…

В школу я пошёл голодным. Отец ещё спал, и я прошмыгнул, как можно тише, чтобы не поднимать бучу. Уроки я, конечно же, не сделал – и меня ожидал длинный и, как я думал, неприятный день. Но день оказался ещё хуже – сразу после первого урока меня вызвали к директору.

9. Пирожок в кармане

Про тётю Риту и папу я тогда, в самом деле, неправильно подумал. Я нашёл записку от отца с его, как говорит наша литераторша, «бесхитростным рассказом». Оказывается, папа с Ритой хотели предложить мне остаться жить у неё, пока мама не выйдет из больницы, потому что папе предстояла ещё одна командировка – только более длительная. А меня кормить нужно было. Приглядывать за мной. Папа, просто, не знал, что мама через несколько дней собиралась выходить из больницы. Она мне это через деда передала. Предположим, я поверил. Я же понимаю, что я подросток, и что у меня сейчас восприятие действительности обострённое. Может, они правда, просто друзья?

К директору меня отправили на большой перемене. Я как раз взял в буфете пирожок, устроился за столиком и хотел уже откусить кусочек. Только открыл рот, как меня попросили в секретариат. Срочно. Пришлось сглотнуть слюну и топать на второй этаж. С пирожком в кармане. Пирожок я предусмотрительно в салфеточку завернул.

– Славик, как у тебя дела? – начала издалека Надежда Павловна.

Наша директриса – монополист. Она в школе главная уже лет двадцать, мама говорила. Так круто всё в своих руках держит, что никто на её пост даже не метит – боятся не справиться. Это тоже с маминых слов. Вообще, когда ты сын учителя – ты знаешь много лишнего.

Это была пятая школа за все годы моего обучения, и директриса меня категорически не хотела брать – конечно же, до неё докатились слухи о моих проделках в деревяшке и в других школах. Это называется «педагогическая солидарность» – когда все про всё в курсе. Жаль, нет понятия «педагогическая тайна», как у врачей с их клятвой Гиппократа.

Но взять меня всё равно пришлось – мы к этой школе относимся по месту прописки. Мать провела со мной «подготовительную работу», рассказала про «жизнь с чистого листа» и про другие житейские хитрости: «как влиться в коллектив», «стать рубаха-парнем» и «незаменимым другом классного руководителя». Я, конечно, выслушал, но остался при своём мнении.

В новой школе мне сначала понравилось. Никто не доставал, никто не придирался. Это я потом понял, что ко мне присматривались. Я был как тот пацан из «Ералаша» по кличке Гусь. Там сюжет был такой: в лагерь должен был приехать большой хулиган, и все его очень ждали, готовились, боялись заранее. А приехал другой. В общем, там получилась путаница, и за Гуся приняли другого пацана и относились к новичку очень осторожно, всё время, ожидая какого-нибудь подвоха или пакости. Вот и со мной: никакой жизни с чистого листа не вышло. Обо мне всех предупредили заранее. Но, как говорится, это другая история…

В кабинете директора я всё время ожидал какого-нибудь подвоха. Главное сейчас, это постоять за себя, – думал я. И приготовился к схватке. «Взорви всех, взорви всё»! Я так увлёкся разработкой стратегии защиты, что расхотел есть. Только что был аппетит, а в тут же секунду улетучился. Знал бы пирожок, что мне его расхотелось, обиделся бы.

– Как мама? – вежливо поинтересовалась директриса, – Это, конечно, не твоё дело, но стоит ей передать – её класс совсем распустился, замещения ребятам не на пользу, – продолжала Надежда Павловна.

Я удивлённо посмотрел на неё – директриса вызвала меня обсуждать мамины дела? Странно…

– Простите, может, я пойду? – спрашиваю и поглядываю на дверь, – Там звонок уже был, может, отпустит?

– Нет, подожди! – не отпускает, – Ты не ответил: мама выходит из больницы? Я ей звонила несколько раз, но она не отвечает, – не отстаёт директриса, она же не знает, что телефон под холодильником прохлаждается, а мама без связи, – У нас назрело много вопросов по её работе и твоему поведению!