— Мамоська, смори, мене папоська подарил мафинку, — задорно смеется, подпрыгивая от радости. — Вжииииии, — с видом профессионального гонщика пускает игрушку по столу, но она падает с края и катится под холодильник. — Ну воть, прапяла.

— Не переживай, малыш, — Габриэль целует сына в макушку. — Мы ее достанем. К тому же у тебя теперь будет много игрушек. Все, что ты захочешь.

— Прявда? — глаза ярко сияют, обращенные вовсе не ко мне.

В груди так больно, что хватаюсь за сердце, сжимая крепко губы. Тошнит, неприятное ощущение внизу живота, словно сотни маленьких иголок пронзаю меня насквозь.

Габриэль рассказал Лексу о том, кто он такой. А значит, может забрать его себе. По крайней мере, внимание сына полностью на нем сосредоточено.

— Мамоська, а папоська тепир с нами будет, да?

Вскидываю голову, глядя в ухмыляющееся лицо Габриэля. Мерзавец собой так доволен, что появляется стойкое желание разукрасить ему физиономию. И это я не фломастеры сына имею в виду.

— Конечно я буду с вами, — отвечает за меня Росси, крепко обнимая мальчика. — Я никогда больше тебя не брошу. Да, мамочка? — обращается ко мне, посылая воздушный поцелуй.

Чертов клоун.

— Конечно, — все, на что я способна, прежде чем сползти по стенке на пол и провалиться в темноту.

Габриэль

Вылетаю из квартиры Юли подобно урагану, сметающему все на своем пути. Руки сжаты в кулаки, перед глазами пелена, бешеная злость готова вырваться на свободу. Хочется крушить все на своем пути, уничтожить того, кто попадется под горячую руку.

Сбегаю вниз по лестнице, толкаю дверь подъезда и вываливаюсь на улицу, пугая двух старушек на лавочке. Останавливаюсь около машины. Достаю из пачки сигарету и прикуриваю. Насыщаю легкие никотиновым ядом. Именно он сейчас помогает расслабиться и не совершить очередную глупость.

Делаю затяжку и начинаю громко смеяться, запрокинув назад голову. Люди скажут, что я псих, сумасшедший. Но это просто реакция на неожиданную шокирующую новость.

Сын. У меня, твою мать, сын!

Точная копия меня самого в уменьшенном виде от, все-таки, любимой женщины. От той, что скрыла факт своей беременности.

От той, кого хочется и придушить, и зацеловать. Обругать. Поблагодарить за то, что не пошла на аборт, что родила, вырастила малыша от такого чудовищного мудака как я. Знаю, что причинил ей много боли еще тогда, два года назад. Да и с тем звонком Карлотты косякнул.

А сейчас я словно ужаленный сбежал от Юлии, дав пищу для размышлений каким-нибудь поганым мыслям. Надо как-то исправлять ситуацию, иначе любимая вместе с сыном никогда меня не простят.

Выбросив очередной бычок сигареты, прыгаю в машину и срываюсь с места. Всего колотит, руки трясутся как у наркомана при виде дозы, а на лице, я уверен, застывает дурацкая, но чертовски счастливая улыбка.

— Я отец! — кричу на весь салон и сигналю всем проезжающим рядом машинам. — У меня есть ребенок!

Меня точно сейчас в дурдом заберут на ПМЖ. Будут там вправлять мозги, поехавшие от счастья. Но когда как не сейчас радоваться огромным переменам в жизни? Тем более если они произошли из-за твоей плоти и крови.

Паркуюсь возле детского магазина, в котором буквально за считанные минуты скупаю чуть ли не весь товар. Что-то забираю с собой, а что-то велю доставить через пару часиков в квартиру Юли.

Мне хочется побаловать собственного сына, чтобы он почувствовал, узнал, что папа рядом с ним. И его мамочке придется принять тот факт, что я теперь часть их жизни и бросать их не собираюсь. Эту истину никто не изменит.

Хотя кое-кто и пытается.

— Габриэль, убирайся отсюда, — Полина пытается закрыть дверь прямо перед моим носом, но, даже держа в руках несколько пакетов, оказываюсь ловчее нее и проникаю внутрь. — Тебе здесь не место! — взгляд, полный ненависти, способен уничтожить в считанные секунды.

— Я буду там, где мой сын, — рычу сквозь стиснутые зубы, выискивая глазами мальчугана. — И ты меня не остановишь, Полина.

— Ах, теперь в тебе взыграли отцовские чувства, да? — складывает руки на груди, загораживая от меня кухню, где завтракает Лекс.

Лекс. Александр. Красивое имя. Защитник. Мамино и папино чудо.

— Полин, — тяжело вздыхаю, опустив пакеты на пол и проведя рукой по лицу. С ней точно нормально не поговоришь, — это мой сын. Мой ребенок, — да я готов в грудь кулаками бить, чтобы донести до нее свою правду. — Так что отойди в сторону, — мягко, но настойчиво сдвигаю ее с пути и возникаю на пороге кухни, вновь застывая как статуя.