Ольга Николаевна ехидно посматривала в мою сторону, думая, что я испугаюсь сотрудника КГБ, который был приставлен к ней на время проведения праздника. Но, видя, что ситуация развивается странным образом, подошла к нам поближе, чтобы попытаться понять, что происходит. Сотрудник подошёл к ней и что-то тихо объяснил, от чего она изменилась в лице. Я не знаю, что он ей сказал, но она сосредоточено посмотрела на меня с некоторым удивлением и даже с уважением.

Я подошёл к Ольге Николаевне и сказал:

— Предлагаю забыть наше некоторое недопонимание, так как нам ещё здесь на 18-м съезде комсомола выступать.

— Вас и на съезд пригласили? — спросила она удивлённо. — Подождите, мне только два часа назад принесли изменённые составы участников концертов на съезде, я сейчас посмотрю. Да, действительно, ваша группа выступает на открытии и закрытии съезда. Теперь понятно, почему вы так спокойны и невозмутимы. Хорошо, пойдёмте к остальным на сцену, я дам последние указания и начнём генеральную репетицию.

Вот так, имея спецпропуск, я теперь решаю вопросы с ГАИшниками, а имея удостоверение, я решаю вопросы с КГБ. Хорошо я устроился. Как говорится, без бумажки ты букашка, а с бумажкой — человек. Многие в этой фразе заменяют слово «букашка» на мене благозвучное, но я человек культурный и этого делать не буду. Солнышко и Серёга наблюдали эту сцену спокойно, так как в Англии они уже прошли хорошую моральную закалку, да и во мне были уверены, особенно Солнышко, поэтому абсолютно не волновались. Мне было наплевать, под каким номером выходить на сцену, но надо же было узнать, по какому принципу эти номера распределяют.

Я сначала глянул в зал. Вид впечатлил даже меня. Шесть тысяч мест — это почти в два раза больше, чем в Одеоне, что уж говорить о «России». Сам зал был оформлен в красных и золотистых тонах. Сразу бросились в глаза семь лучей-проходов, идущих через каждые шесть-восемь мест в ряду. Сам зал делится на три части: партер, амфитеатр и балкон с ложами.

На огромной, сорокаметровой, сцене я сразу заметил, благодаря её знаменитому балахону, Аллу Пугачеву, которой помахал, как старой знакомой. Она заметила меня и тоже приветливо махнула. Ну вот, хоть один знакомый человек в этом сборище есть. Зыкину и Сенчину я тоже узнал, но знаком с ними не был. Кобзон и Лещенко стояли вместе и посматривали на нас, видимо, обсуждая наш вызывающий внешний вид. Были ещё какие-то оперные певцы и певицы, творческие коллективы, Муслим Магомаев с кем-то общался, а чуть отдельно от остальных, рядом с ВИА «Пламя», стояла София Ротару. Она поглядывала в сторону Пугачевой, которая направилась к нам. Я знал, что у Ротару с Пугачевой года четыре назад произошёл конфликт, который продолжается до сих пор, но он меня никак не касался. Алла подошла к нам и я, первым делом, поздравил её с прошедшим днём рождения. Ей, шесть дней назад, исполнилось двадцать девять лет и на примадонну российской эстрады она пока не была похожа. Обычная весёлая молодая женщина, улыбчивая и немного озорная.

— Спасибо за поздравления, — сказала Алла, здороваясь с уже знакомой ей Светланой и кивнув Серёге. — Слышала о ваших приключениях в Лондоне. Вся музыкальная тусовка их обсуждает. Андрей, ты действительно теперь сэр?

— Да, но только для Англии, — ответил я. — У нас в стране я простой музыкант.

— Ага, простой. А кому стоя подпевала английская королева?

— Ну так это там, на «Туманном Альбионе», а вот когда мы вместе с Леонидом Ильичом что-нибудь моё вместе споём, вот тогда и на родине нас любить будут, как в Англии.

— Слушай, у тебя какой номер для выступления?

— Десятый, а что?

— А у меня девятый. Я потом к тебе забегу, поболтаем.

— Идёт. Нам же ещё в воскресенье с тобой встречаться на репетиции.

— Так это твою песню мы будем репетировать? Вот темнилы. Главное, ничего толком не сказали, только поставили перед фактом, что надо спеть для комсомола новую песню.

Нам всем сказали идти в свои гримерки, согласно номера выступления, и ждать команды, внимательно слушая громкоговоритель. Мы пошли в свою под номером 10 и сели у столиков с гримёрными зеркалами, с подсветкой в виде десятка матовых лампочек. Само помещение было рассчитано человек на десять, поэтому места было много. На одном из столиков, помимо нескольких бутылок с минеральной водой, я заметил радиоприёмник и включил его. Он был настроен на «Маяк», поэтому мы сразу услышали нашу новую песню «Короли и королевы». Краснов, что, решил нашими песнями все музыкальные выпуски забить?

В громкоговорителе раздавался голос, называющий номера и фамилии очередных исполнителей, которые должны были выступать следующими. Кобзон, Лещенко, и Зыкина уже прошли, поэтому мы тоже приготовились. Перед Пугачевой вызвали Магомаева, а сразу после Пугачевой вызвали нас и мы пошли обратно к сцене уже знакомой дорогой. За кулисами впереди нас стояла Алла, которая нам подмигнула. Вот вызвали впереди стоящего Муслима и он спел свою «Жизнь моя — моя Отчизна». После этого пригласили Пугачеву и она вышла на сцену. Зазвучала фонограмма её известной песни «Друг друга мы нашли». Когда песня закончилась и она направилась к нам, то я поднял большой палец правой руки вверх в знак восхищения.

Дальше объявили нас и теперь уже мы вышли на сцену. Быстро вынесли синтезатор для Серёги, зазвучала на весь зал наша песня «Трава у дома» и мы начали изображать её исполнение. Мне было проще, так как я был с гитарой и хоть что-то делал, помимо того, что открывал рот. У нас уже был некоторый опыт в этом, поэтому всё получилось довольно неплохо.

За кулисами стояла Алла, которая тоже мне показала большой палец.

— Лучше бы я сам спел, чем просто рот открывать, — сказал я ей, когда мы ушли со сцены и подошли к Алле. — Не люблю я под фанеру выступать, хоть убей.