Машина, чёрная «Волга» со спецномерами МОС и синим «ведерком» на крыше, приехала точно в семь. Я уже, полностью одетый, ждал её у своего подъезда. В правой руке я держал пакет с двумя нашими пластинками в подарок для моего тёзки, внука Брежнева, с письмом от английской королевы и книгой «Малая земля», на которой рассчитывал получить автограф автора. В левой была гитара, которую я взял по просьбе Леонида Ильича.

Я поздоровался с водителем и сел в машину на заднее сидение. Мы ушли на МКАД, так как она была рядом, а потом, минут через двадцать, съехали на Ленинградское шоссе. Сама кольцевая автодорога была практически пуста, редкие машины попадались нам навстречу. Местами отсутствовала разделительная разметка и никаких отбойников в середине дороги тоже не было, они появятся гораздо позже с увеличением автомобильного потока, и как следствие, увеличением лобовых аварий. Когда-то здесь был только небольшой разделительный ряд, метра два с половиной, засыпанный землёй, с редкими кустиками и с бордюром по краям. Через него машины, набравшие большую скорость, легко перелетали и врезались во встречный автотранспорт. Но даже такой, почти трехметровый разделительный газон, в те годы совсем убрали, когда двух рядов движения на каждой из двух встречных полос стало недостаточно для пропуска всё время усиливающегося автотрафика. Вот именно после этого и стали называть МКАД «дорогой смерти», потому что ещё больше участились столкновения встречных автомобилей, особенно в ночное время, поскольку сплошного освещения трассы не было.

Так как по Ленинградке часто ездил кортеж Брежнева, да и сам он, нередко, любил за рулём здесь по прямой разогнаться, то состояние трассы было хорошим. По этому поводу в Москве ходил такой забавный анекдот:

Однажды ГАИшник тормозит бешено несущуюся по дороге иномарку. Заглядывает в окно, а на него смотрит сидящий на водительском сидении Брежнев. ГАИшник отдаёт честь и как ужаленный отскакивает от иномарки, которая срывается с места. На удивленный вопрос напарника, кто там был в машине, отвечает:

— Не знаю, кто там, в машине, сидел, но за рулем у него сам Брежнев!

Глядя на пролетающие за окном картины начинающей зеленеть природы, я стал думать о своей странной способности чувствовать опасность задолго до того, как она приблизится ко мне. Я вспомнил довольно интересную теорию о полевом влиянии на поведение людей. Как я знал из этой теории, обычные человеческие чувства порождают определённые энергетические вибрации тонкого плана разной частоты. Эти вибрации являются низкочастотными, если несут в себе агрессию, злобу и насилие. Получается, что я могу улавливать подобные низкочастотные энергетические вибрации, которые направлены именно на меня или близких мне людей. А саму информацию, которая в них содержится, я считывать пока не могу. Сам человек, собирающийся совершить агрессию в отношении меня, создаёт, тем самым, рядом с собой энерго-информационное образование в тонком мире, связанное с определённым состоянием или стремлением этого человека. И получается, что я уже даже в этот начальный момент такое стремление сразу улавливаю и уже знаю, что против меня кто-то собирается совершить зло. И улавливаю я именно это образование, а не самого человека и его мысли. Это образование многие называют эгрегором, который сам по себе не материален и не информативен, но тонко чувствующие энергетические колебания люди, такие как я, сразу ощущают появление такого эгрегора. Если же одновременно несколько человек интенсивно поддерживают одну и ту же агрессивную идею, направленную против меня, то их коллективное сознание начинает работать как резонатор, создавая волновой пакет, который мгновенно, усиленный в несколько раз, достигает меня и моё собственное психоэнергетическое пространство начинает бить тревогу.

Эти рассуждения помогли мне более-менее разобраться в себе, но, пока, не до конца. Так, незаметно, пролетело больше часа, пока мы не свернули направо с Ленинградки на указателе с надписью «Завидово». До самой дачи нас на постах проверили три раза и вот, наконец, я захожу на территорию заветной резиденции Генерального секретаря ЦК КПСС. Сама дача представляла из себя двухэтажный коттедж, отделанный внутри и снаружи гранитом, мрамором, ценными породами дерева. По меркам двухтысячных годов это была обычная дача менеджера среднего звена крупной российской компании, а тогда это был предел желаний любого советского человека. Только попасть сюда уже считалось очень престижным, а уж иметь нечто подобное считалось просто несбыточной мечтой. Я знал, что охрану загородной резиденции «Завидово» обеспечивал специальный батальон бригады охраны Министерства обороны СССР, а также сотрудники 9-го Главного управления КГБ СССР. Помимо этого, саму охоту в «Завидово» обслуживали четыреста шестьдесят три военнослужащих.

Один из таких охранников проводил меня в беседку, где собирались участники сегодняшней охоты или просто гости Брежнева. Все сидели за столом и пили чай, так как пить спиртное перед охотой считалось дурным тоном, да и зверь мог почуять запах алкоголя за версту. Во главе стола сидел Леонид Ильич в вязаном тёплом свитере и наливал себе из самовара вторую чашку кипятка. Видимо, вчерашний банкет продолжился в самом Завидово, поэтому его организм требовал много жидкости для удаления из него спиртосодержащих токсинов. Но настроение у него было бодрое.

— А, Андрей, — сказал Брежнев, обращаясь ко мне и пожимая мне руку, — молодец, что приехал. Садись, попей чаю, сейчас остальные подъедут и мы пойдём. Егеря уже ушли, так что минут через пятнадцать будем выдвигаться.

— Доброе утро, Леонид Ильич, — ответил я. — Спасибо, с удовольствием выпью чаю.

Вокруг сидели незнакомые мне люди, но, самое главное, их знал Брежнев. Налив кипятка из самовара и добавив заварки, я, в прикуску, стал пить ароматный чай. Тут в воротах дачи показались Суслов и Андропов. Когда они подошли к беседке, я встал, чтобы поздороваться. Они, прежде всего, поздоровались с Брежневым, а потом Андропов с улыбкой протянул мне руку. Суслов же сначала внимательно на меня посмотрел, как бы изучающе, а потом сказал:

— Так вот ты какой, герой, я думал ты покрупнее и постарше будешь.

— Здравствуйте, Михаил Андреевич, — поздоровался я с Сусловым. — Я пока ещё расту, так, что какие мои годы.

— Молодец, Юрий Владимирович тебя хвалит.

— И я его хвалю, — сказал Брежнев, услышав наш разговор. — Вчера такую замечательную испанскую песню спел, что сам чуть не сплясал.

— Правда? — спросил Суслов у меня. — Я испанские песни тоже люблю. Сам написал?

— Да, сам, — ответил я. — Мне тоже они нравятся, вот и написал одну к празднику.

— А нам исполнишь?

— Конечно, Михаил Андреевич. Я гитару и захватил для этого, мне её взять с собой Леонид Ильич сказал.

Я взял гитару и спел «Песню музыканта», отбивая испанский бой, как вчера на банкете. Все внимательно прислушивались к нашей беседе, а потом и к песне. При вступлении Леонид Ильич оживился и стал мне помогать, выстукивая ритм ладонями по столу. Все тоже оживились. Плясать, правда, никто не стал, так как я ритм в резиновых сапогах отбивать особо не мог, но подпевать некоторые начали, потому, что испанский, видимо, немного знали.