– Это всё равно, что нырнуть в молоко, – вдруг захохотала она и побежала в туман. Но чем глубже, она в него погружалась, тем быстрее туман рассеивался, и лишь лёгкая пелена на глазах застилала горизонт. А туман полз по земле почти незаметно и растворяясь в одном месте, сгущался в другом.

Глава 3

Поезд делал остановку в городе Западная Двина в пять часов десять минут утра. Остановка длилась пять минут, дальше тяжёлые составы двигались в прохладной предрассветной дымке в город Великие Луки. Для Полины это было второе лето в деревне. В шесть утра в городе начинали ездить автобусы. Просидев на вокзале в ожидании минут сорок, Юрий Степанович повёл дочку на автобус, идущий в сторону Жарков и делавший остановку у поворота в деревню Излучино. После поездки в автобусе им предстоял путь к дому длиною в четыре километра.

Короткая июньская ночь уступила утру. Ещё не согретый солнцем воздух лёгкой прохладой лесных массивов и широких полей, покрытых росой, холодил тело. Редкие комары, пробившиеся сквозь холод, тоскливо и одиноко надрывались назойливым писком. Радость заполняла сердце, свободная радость при виде широкого чистого неба, при виде лёгкой дымки тумана, задержавшегося с ночи на полях, при виде деревенской дороги – дороги к счастью. Второе лето подряд Полина с отцом приезжали в деревню на поезде, и этот предрассветный озноб, этот глубокий, головокружительный воздух, это чувство усталости и сосущего голода, которое не омрачало чувство радости, стали яркой ассоциацией жизненного летнего счастья, дорогой к нему. Самой светлой и широкой дорогой с рассыпанными по краям раскрошившимися булыжниками. Дорога с зазубринами, по которой не пройдешь босиком.

Теперь каждое лето начиналось этими ощущениями. А каждое утро пробуждало криком петухов, ароматом какао, тиканьем настенных часов и голосом радио «Свобода».

Весь июнь Полина пробыла без друзей, но она не по кому не скучала. Лесная жизнь и деревенский уклад продолжали занимать её внимание. Охота была закрыта, и отец переключил интерес девочки на рыбалку. Он научил дочку управляться со спиннингом.

– Поначалу Поль, отключаешь фиксацию вращения дуги, – Юрий Степанович повернул стопор на катушке спиннинга, леска сразу ослабла, катушка рванула круг и намотала небольшую борозду. – Смотри, видишь, как ты сразу можешь вращать дугу в обе стороны, а нужно это все для того… чтобы опустить блесну от конца удилища сантиметров на пятнадцать. Только не забудь придерживать дугу, а то видишь, как леска намотала, она не должна путаться. – обстоятельно говорил охотник, быстрыми движениями распутывая леску, – если блесну ниже опустишь, не страшно, можно и подкрутить. Как её на нужный уровень поставишь, переключай стопор обратно, тогда все зафиксируется, и леска не будет плясать туда-сюда. Затем берешь спиннинг в правую ручонку, – на этом он переложил длинный, гнущийся спиннинг в другую руку, блесна затрепыхалась, жаля глаз янтарным отблеском от солнца. Полина внимательно слушала и следила за движениями отца, вытягивая шею, чтобы не упустить ни единой детали. – Кронштейн катушки пропускаешь между средним и вот этим пальчиком, указательным цепляешь леску, после чего отводишь дугу, только обязательно до щелчка. Она тогда встанет на стопор. После этого переносишь спиннинг либо за спину чуть правее, либо просто за спину, чтобы потом через голову бросать, – на этих словах Юрий Степанович наглядно показывал дочери, закидывая спиннинг в разные положения. – И сильным движением делаешь заброс, – охотник сделал быстрое движение рукой, леска сверкнув блесной, полетела на другую сторону реки и булькнула в воду, – самое сложное – научиться ловить момент, когда нужно отпустить пальчик, чтобы леска соскочила. Когда блесна упадет в воду надо сначала подождать секунд десять, ну чтобы она чуть потонула там в воде, а затем просто начинаешь крутить, наматывая леску обратно. Ты ведёшь блесну в воде. И не торопись, а то она поверху пойдёт. Ну а дальше как повезет. Если щука сядет, ты сразу почувствуешь – резкий толчок, словно ты зацепилась за корягу. Тогда пару секунд ждешь, потом резко тянешь спиннинг на себя. Если щука, ты сразу увидишь, она забьётся в воде. Тут главное тянуть уже быстро. Конечно, смотря какой вес, если здоровая, не упустить бы! Сразу зови меня, одна не справишься, тут сила нужна. Всё поняла? – спросил отец, передавая спиннинг в руки дочери.

Полина, сгорая от любопытства, выхватила спиннинг, повернула рычажок фиксации, не придерживая дугу, и леска тут же намотала целый клок борозды.

Иногда Юрий Степанович с дочерью рыбачили с удочками. Охотник такую ловлю не любил, ему не хватало азарта и он со скучающим видом, отмахиваясь от облака комаров, сидел на раскладном стуле у воды, печально смотря на мертвенный конец удочки. Изредка мелкая плотва пробовала на вкус, нырнувшее на крючке угощенье. Тогда леска еле заметно трепыхалась затем утихомиривалась. В такие вечера, скучая у реки, девочка бегала по полю, которое расстилалось заливным лугом за их спинами и ловила кузнечиков. Держа их за длинные, тонкие лапки, гладила по спинке, по маленькой головке с подвижными усиками. В такие моменты отец всегда тревожно оборачивался на дочь, следя за её передвижениями.

– Полька, там змеи могут быть! – кричал он ей.

Когда девочка гуляла одна, отец наказывал возвращаться домой раньше, чем гнали фермерское стадо. Но девочке так тяжело было отказать себе в этом зрелище. Подстёгиваемая любопытством и страхом одновременно, уже вернувшись домой, она под любым предлогом выбегала за двор, с той стороны, где начинались поля, и неслась, что было сил в сторону реки, где стадо переходило вброд. Через воду коровы шли скопом, наталкиваясь друг на друга. Пастух громко посвистывал и стегал плетью о воздух, от чего его лошадь пугливо прижимала уши. Когда Полина ходила на ферму или гуляла по полю, у реки, отец заставлял дочь надевать сапоги, но девочка сбрасывала их тут же и дальше бежала босиком. Ей нравились ощущения прохладной, скользкой травы, свистящего ветра в ушах. Её будоражило огромное поле, расстилающееся под ногами, из которого как из-под земли, со страхом взлетали кормящиеся посажеными зёрнами птицы. Ей нравилось после бега повалиться в траву и наблюдать, как в небе теснятся облака, показывая диковинных птиц, животных и человеческие лица.

В жаркие дни девочка ходила купаться. Она всегда плавала в том месте, где река делала поворот и скрывалась от глаз, несмотря на яму, вода в которой захлёстывалась в воронку от сильного течения. Она сбрасывала с себя всю одёжку и по-собачьи, громко шлёпая руками по воде, плавала от одного берега к другому. Каждый раз, проплывая мимо ямы и борясь с кручинами поворота, она воображала себя диким животным, сражающимся со строптивой стихией воды. Наконец, выбившись из сил, на четвереньках выползала из воды и жалясь о нагретый песок косы, бежала по изумрудной траве к дому.

Повадилась Полина с Балабановой Варей ходить на ферму, на дневную дойку. Когда подходило время, девочка уже ждала доярку на тропинке, ведущей к ферме. На пригорок они поднимались уже вместе. Над входной дверью в коровник крепились ласточкины гнёзда. Они были похожи на каменные кармашки, небрежно прилепленные к стене под самой крышей. Оттуда выглядывали птенчики. Либо показывая только чёрные маленькие головки, словно зачехленные в шлемы, либо, когда один из родителей подлетал, громко пища вытягивали шейки и показывали свои открытые, ярко-рыжие, ненасытные, похожие на почтовые конверты рты. Когда птенцы стали постарше, они полностью показывались из гнезда, расправляя свои молоденькие крылышки. На ферме, помимо ласточек выводили своих птенчиков аисты. Они прилетали каждый год и селились в огромном гнезде, громоздившемся, словно казачья папаха, на водонапорной башне. В коровнике всегда было тепло, и царил полумрак. Из маленьких окошек, залепленных жужжащими мухами, падал тусклый дневной свет. Вечером зажигали засаленные, облепленные дохлыми насекомыми лампы. С полей стадо приносило с собой много грязи, навоза и полные, набухшие вымена молока. Почти каждая корова знала своё место, и сама вставала у кормушки, другие задерживались в узких, длинных проходах коровника словно бы в задумчивости и нерешительности. Доски, на которых лежала скотина, очищали от коровьего навоза скребками и посыпали опилками. В кормушки клали корм, а в особенные, редкие дни давали полакомиться патокой. Бывало приносили соль. Она была крупная, похожая на кристаллы, полупрозрачная, скорее белёсая. После прихода с поля, коровам обмывали вымя и подключали доильный аппарат. Через всю ферму по трубе бежало парное молоко. Труба уходила в комнату, где стоял огромный бак. В него собирался весь удой и позднее забирался приезжим молоковозом. На ферме можно было вдоволь напиться парного молока, которое в редкие дни Полина наливала в баночку прям с аппаратной дойки. Оно всегда было воздушным, взбитым, как молочный коктейль. После дойки коров снова отцепляли и выгоняли в загон, откуда их уже забирал пастух. Только после вечерней дойки стадо оставляли до раннего утра. Первая же дойка проходила ещё в темноте, с первыми лучами солнца, а то и раньше.

Доярки смеялись, видя, как Полина каждый день, словно на работу, ходит на ферму.

– Полина, тебе уже можа в доярки идти, смотри, всё делаемши как надо. Ни одной коровины не боишься, – смеялись остальные работницы фермы. Полина довольная собой в ответ улыбалась и трудилась ещё усерднее. Бабу Варю юная помощница забавляла, но иногда забот прибавляла.

– Ты Полинка вон с того края не крепи, там Жучка стоит, она рогом и проткнуть можа. Та еще змия! Я Ваське говорю, ну, когда ты уже спилишь енные сабли, она скотина сама с ними справиться ня может.