Прокурор Шигарев 3 июля, среда: утро

Иннокентию Трофимовичу Шигареву недавно стукнуло пятьдесят шесть лет. Семейная жизнь его сложилась негладко. Жена Элина, специалист по американской литературе, была моложе заместителя Генпрокурора на полтора десятка лет. В одной из своих частых поездок в США она, в перерывах между посещениями библиотеки Конгресса и семинарами в университетах, сумела завести себе вторую семью, не оформив даже официального развода с Иннокентием Трофимовичем. Несмотря на уговоры матери поехать с ней в Штаты, Вера, воспитанная отцом в патриотическом духе, осталась на родине. Вот она-то и стала единственным светом в окошке для стремительно приближающегося к пенсионному возрасту Иннокентия Трофимовича.

Единственным - поскольку его служебная карьера, которая, наряду с дочерью, являлась вторым жизненным стимулом для Шигарева, фактически завершилась. Конечно, он не ослаблял служебного рвения - четко выполнял официальные приказы и не высказанные вслух, но легко им понимаемые пожелания начальства, твердой рукой держал на коротком поводке своих подчиненных и участвовал во всех внутри - и межведомственных интригах. Однако Иннокентию Трофимовичу было абсолютно ясно: нынешняя его должность потолок. Внеслужебных увлечений, хобби какого-нибудь, у Шигарева никогда не имелось; будучи, может быть, чрезмерно разборчивым в этом плане, другой женщины он не подыскал. Деньги сами по себе его теперь тоже не слишком интересовали, хотя в начале девяностых Иннокентий Шигарев, как и многие другие, стал активно собирать денежные знаки. Никаких особых усилий и противозаконных действий для этого не требовалось - хватало близких знакомств со многими деятелями Центробанка и Министерства финансов. В результате только на счетах в зарубежных банках у Иннокентия Трофимовича скопилось полсотни миллиона долларов, миллионные вклады в рублях в России плюс недвижимость в родном Отечестве и за рубежом. И все это, в сущности, только для нее, для Веры, самому ему уже ничего от жизни не надо. И вот именно любимой дочери совершенно неожиданно стала угрожать серьезная опасность. Да, пожалуй что, и не одна. Если выяснится, что следователь прокуратуры города Москвы находится в интимной связи с уголовником и участником нашумевшего налета на отделение "Промбанка" в Кунцеве, можно не сомневаться, что на служебной карьере дочери придется поставить крест. Обнародование данного факта, конечно, отрицательно скажется и на его служебном положении, но это уже дело десятое. А кроме того, от самого её любовника можно ожидать чего угодно. Ведь он - убийца! Даже если Фролов не прав, и этот Витя Перышко (он ведь и представился Витей!
– вспомнил тут прокурор) не участвовал в налете, все равно на счету у парня уже есть один труп. А по версии подполковника ГУВД, в банке и тоннеле он зарезал ещё троих. Шигарев вчера вечером, придя со службы, стал названивать Вере, но та никак не брала трубку. Неужели она все ещё с этим головорезом развлекается!
– почти застонал Иннокентий Трофимович и собрался было уже ехать к ней, но тут дочь, наконец, подошла к телефону. "Этот... Витя ещё у тебя?" осторожно спросил он. "Нет, Витя ушел", - с очевидным сожалением ответила дочь, и Шигарева стало слегка трясти. "А сегодня ты, надеюсь, ночуешь одна?" Он уже понимал, что взял неверный тон, как и тогда, утром, неожиданно застав Веру наедине с молодым человеком, но был не в силах подавить захлестнувшее его раздражение. "К сожалению, да", - последовал сухой и лаконичный ответ, который вдруг высветил перед Иннокентием Трофимовичем и третью опасность, которую первоначально он как-то не воспринимал всерьез. Это - отчуждение дочери, фактическая её потеря как любящего его и любимого им человека. Надо успокоиться, подумал Шигарев. Успокоиться и найти нужные слова. А для этого требуется время. "Вера, я заеду к тебе утром перед работой. Хорошо?" "Заезжай". И вот сейчас он ехал на черной "ауди" из дачи в Раздорах на Площадь Победы. Иннокентий Трофимович теперь не стал открывать дверь квартиры дочери своим ключом, а позвонил - он считал, что так будет тактичнее. Вера его ждала и была одета строго и официально: пиджак, юбка, почти закрывающая колени, белая блузка. Сразу видно: человек идет на государственную службу. Он поцеловал её в щеку, дочь ответила тем же.

Пока все шло нормально. Вроде бы, как обычно.
– Ты, наверно, догадываешься, о чем я хочу с тобой поговорить?
– мягко спросил он.
– Да, папа. Ты, конечно, приехал по поводу Виктора.
– И она улыбнулась весело и немного вызывающе.
– Ты хорошо знаешь этого парня?
– Да, - последовал уверенный ответ.
– Я провела с ним целую ночь.
– Хм. Ты считаешь, что этого достаточно?
– Более чем.
– А кто он такой? Что тебе известно о нем?
– Глядя на счастливый вид дочери, прокурор становился все более мрачным.
– Всё. На лице Веры снова заиграла задорная улыбка.
– Не уверен. Где он хотя бы работает?
– Он - Божий человек. Прислуживает в церкви. Иннокентий Трофимович пристально поглядел в сияющие глаза дочери - ему показалось, что та над ним даже не подшучивает, а попросту издевается.
– А вот у меня другие данные. Виктор Курганов, он же Витя Перышко, - убийца. Отсидел в колонии семь лет, - теперь уже сухо и сурово произнес он. Последовала небольшая пауза, а затем Шигарев услышал спокойный ответ: - Я знаю, папа. Вот как!?
– Он ощущал, что опять теряет контроль над собой, но уже ничего не мог поделать.
– А ты знаешь, что он участвовал в налете на "Промбанк"?! Ты знаешь, что твой Курганов убил там трех человек и объявлен в федеральный розыск!?
– совсем уже понесло Иннокентия Трофимовича. И тут с лица Веры сразу сползла улыбка.
– Откуда это известно? Про Виктора и "Промбанк"? тревожно спросила она.
– Ведь все налетчики погибли! Я знаю - ты вчера должен был закрыть это дело! Что произошло?!
– уже почти кричала дочь прокурора. Иннокентия Трофимовича не на шутку испугала реакция Веры. Из её слов вытекало: она не только знала об уголовном прошлом своего приятеля, но и то, что он был в числе бандитов, захвативших банк в Кунцеве. Его дочь фактически подтвердила версию Фролова. И тут в голову прокурора закралось совсем уж чудовищное подозрение. И он, не обращая внимания на истерику Веры, спросил внезапно севшим голосом: - А ты? Что там делала ты? В "Промбанке"? Ты говорила, что хотела открыть там счет? А может, ты была с убийцами и налетчиками заодно? Вера сразу же будто заледенела. И потом холодно и медленно произнесла: - Что ж, логичный вопрос для заместителя Генерального прокурора. Но я не стану на него отвечать. Думай, что хочешь. Скажу только, что Виктор спас мне жизнь. И ещё - я его люблю. Поэтому если он будет арестован, ты мне больше не отец. И без того чувствовавший себя глубоко несчастным Иннокентий Трофимович после этих слов едва не зарыдал.
– Вера, зачем ты так говоришь?
– почти умоляюще прошептал он. Ведь ты у меня осталась одна на свете. Бог с ним, с твоим другом, я не сделаю ему ничего плохого. И вчера я действительно закрыл дело о налете на "Промбанк", как только узнал, что у подполковника Фролова есть подозрения насчет Виктора Курганова. Но его все равно могут арестовать, не в моих возможностях это предотвратить. Я боюсь за тебя, дочка! Расстанься с этим парнем, пока не поздно.
– Нет, - твердо ответила Вера.
– И в случае ареста Виктора, кто бы это ни сделал, я расстанусь не с ним, а с тобой. Навсегда.

Бархан и Фарида 3 июля, среда: утро, день

Вполне оклемавшийся после удара по затылку от Гани Химика Бархан сказал за завтраком подруге: - Я собираюсь сейчас съездить в Очаково. Надо встретиться со Шмаком, узнать, как он там разворачивается. Может, прокатишься со мной? Довольно тебе дома киснуть. Смотри, погода какая. Погода была действительно прекрасная. Яркое солнце, безоблачное небо и не жарко - градусов восемнадцать.
– А не заметут?
– Фарида с тоской посмотрела в окно.
– Думаешь, ты одна такая, в розыске? Да и разве гаишники делами оперов озабочены? У них одна мечта - побольше капусты срубить. Надевай паричок, темные очки и садись за руль своей "тойоты". Ну, а на всякий случай стволы с собой прихватим. Часа через три они выехали со двора.
– Как поедем? Через кольцевую? Бархан отрицательно мотнул головой.
– Нет. Там как раз гаишники любят, кого ни попадя, останавливать. Давай на Алтуфьевку. Подельники без всяких приключений добрались до Кутузовского проспекта. Теперь давай в Матвеевку, - распорядился Бархан.
– Заглянем по дороге в "божий дом", посмотрим, как там у Артемия дела идут. У входа в кинотеатр, к удивлению бандита, велись какие-то строительные работы. Он вошел в здание. Артемий, как обычно, держал проповедь. Но Бархан, хотя и никогда не вслушивался во всю эту белиберду, почувствовал нечто новое в интонации Артемия. Тот говорил как-то особо взвинченно, и паства слушала его с повышенным вниманием. Дождавшись, когда Артемий закончит очередной базар, Бархан отозвал его за портьеру.
– Что тут у вас происходит?
– А тебе Федос ничего не говорил?
– спросил в свою очередь проповедник, почему-то оглядываясь по сторонам.
– Да нет, я его не видел.
– Готовимся к Третьему Пришествию.
– Что это значит?
– Спроси у Федоса, - махнул рукой Артемий и ушел в общий зал. Бархан возвратился в "тойоту".
– Есть новости? поинтересовалась Фарида.
– Похоже, Федос что-то затеял, а чего - непонятно. Ладно, двинули. Они въехали в Очаково и свернули в тихую зеленую улочку, которая вела к дому Шмака.

И тут Фарида тихо сказала: - Гаишники. Тормозят. Что делать? Останови.
– Бархан быстро стал навинчивать на пистолет глушак.
– Бери деньги, документы и ствол, но шмалять только на крайняк. Я их буду на мушке держать. Штраф плати без базара. Фарида, наклеив на лицо улыбку, вышла из машины и двинулась навстречу двум гаишникам - довольно симпатичному стройному лейтенанту и хилому невзрачному старшему сержанту. Сзади них стояла белая "шестерка" с синими буквами ДПС на капоте. Лейтенант в ответ не улыбнулся, а, хмуро оглядев женщину, столь же хмуро бросил: - Ваши документы. Фарида, продолжая улыбаться, вытащила из сумочки права и техпаспорт, и протянула их офицеру. Тот, не глядя, передал ксивы сержанту.
– Вы знаете, с какой скоростью ехали? Скорость она, конечно, не превышала. Надо быть уж полной дурой, чтобы, находясь в розыске, нарушать правила движения. Но установка Бархана четкая - платить без базара.
– По-моему, скорость была нормальной. Но если я её превысила, то готова понести наказание.
– Вот именно. Придется заплатить штраф.
– Сколько?
– Она тут же полезла в сумочку. И вдруг из-за её спины выскочил Бархан и с ходу своим огромным кулаком влепил прямо в глаз симпатичному, но хмурому и жадному до денег лейтенанту.

Тот без звука рухнул на землю. Бархан тут же нанес второй примерно такой же по силе и технике исполнения удар - теперь уже старшему сержанту, который тоже не устоял на ногах. В это время с земли успел подняться первый гаишник и получил на этот раз по уху и снова оказался на газоне. Потом повторный удар последовал в табло другому вставшему на ноги менту. Фарида решительно не могла понять - что происходит? Зачем Бархан выскочил из машины? Почему он избивает гаишников? Причем лупит их как бы вполсилы, будто продлевает удовольствие? И тут Бархан нанес пару ударов в полную мощь. Оба гаишника с разбитыми в кровь лицами лежали на газоне и более не дергались. Бандит схватил каждого из них за шиворот и поволок к "шестерке" с надписью ДПС. Открыв заднюю дверцу, он запихал в салон одного и стал загружать второго мента. И вдруг Фарида услышала за спиной: - Стоять! Руки вверх! Она повернулась и увидела немолодого мужчину в штатском. Он держал в руке пистолет, направленный на Бархана.

Директор Гусманов 3 июля, среда: утро, день

Сразу же после трагических событий в Кунцевском отделении "Промбанка" Хисам Хисамович Гусманов, директор этого отделения, оказался в больнице с сотрясением мозга: рукоприкладство бандитов даром не прошло. Травма оказалась средней степени тяжести, и сегодня он уже выписывался из клиники. Все эти дни Гусманов мысленно пытался решить одну серьезную проблему: как вернуть шестьсот тысяч долларов, похищенных у него налетчиками, да и баксы двух рэкетиров из принесенного ими в его кабинет кейса прихватить не мешало бы. На следующее утро после ограбления банка палату Хисама Хисамовича посетил человек в штатском, представившийся подполковником Фроловым из ГУВД. Но на тот момент Гусманов, испытывающий периодические приступы головной боли и тошноты, окончательно не определился - сообщить ли следствию о похищенных бандитами личных средствах. Деньги эти были заработаны Хисамом Хисамовичем не вполне корректным, с точки зрения закона, путем, и их предстояло ещё легализовать. К тому же тогда он ещё не знал, чем, в конце концов, закончился налет, а его попытки прояснить ситуацию осторожными расспросами подполковника Фролова потерпели неудачу: тот давал уклончивые, а то и попросту невнятные ответы.

Все это вынудило Гусманова воздержаться от излишней, как ему тогда казалось, откровенности. Он не сообщил гувэдэшнику ни о наезде рэкетиров, ни об украденных у него лично шестистах тысячах долларов. Хисам Хисамович сослался на свое тяжелое физическое состояние и попросил подполковника зайти через день-два. Гусманов рассчитывал за это время определить свою позицию. Однако подполковник больше его так и не посетил. Лежа на больничной койке, директор Кунцевского отделения "Промбанка" усиленно штудировал все газеты, подробно освещавшие налет бандитов на его родную финансовую структуру. Из них он почерпнул полезные и приятные для себя известия. Оказалось, что погибли не только все налетчики, но и два оказавшихся в это время в банке рэкетира из так называемой никулинской бригады, по кличкам Толян и Багор. Фотографий убитых никулинских бандитов опубликовано не было, но Хисам Хисамович хорошо запомнил прозвище "Багор" именно так называл один рэкетир другого, когда они заявились к директору в кабинет. Получалось, что следствию неизвестно о долларах, принесенных бандитами в банк. Правда, Гусманов не пересчитал эти деньги, но, по словам одного из этих так называемых братков, в кейсе находилось "сто штук". И, поскольку на тот момент рэкетиры полностью контролировали ситуацию в его кабинете, врать им никакой нужды не было. Выяснилось также, что руководители операции по освобождению заложников и нейтрализации налетчиков поступили очень хитро: они выдали бандитам выкуп в размере миллиона долларов, усыпив их бдительность, и сразу же провели молниеносный штурм банка. В результате удалось вернуть и деньги - правда, в испорченном виде. Вот именно эта часть опубликованной в прессе информации смущала Гусманова. Дело было не в том, что деньги оказались чуть ли не сваренными в кипятке раз они не сгорели, их можно обменять. Смущало другое: речь шла именно о возвращенном центробанковском миллионе долларов, а также о нескольких сотнях тысяч рублей (точная сумма не указывалась) из "Промбанка". А где же ещё семьсот штук баксов - его, Хисама Хисамовича, и рэкетиров? Похоже, менты и эфэсбэшники решили вознаградить сами себя за успешное проведение операции? Наконец Гусманов определился - он найдет подполковника Фролова и расскажет ему все как есть. В конце концов, этот Фролов не из налоговой инспекции-полиции, он - мент, ему происхождение принадлежащих Хисаму Хисамовичу долларов вряд ли нужно доказывать с документами в руках. Кроме того, Гусманов - все же финансист, крутится в бизнесе больше десяти лет, а за это время некоторые особо шустрые ребята сумели сделать миллиарды. Так что вряд ли какие-то шестьсот тысяч долларов вызовут у милиции серьезные вопросы. А на рэкетирские деньги он, пожалуй, претендовать не будет. Вдруг они украдены из какого-нибудь банка и у купюр переписаны номера? А может, баксы и того хлеще - фальшивые? Нет, рисковать не стоит. Вернувшись домой, он сразу же позвонил в ГУВД и попросил телефон подполковника Фролова. После всяческих проволочек ему дали-таки нужный номер.
– Здравствуйте, господин Фролов, - бодрым тоном начал разговор финансист, - вас беспокоит директор Кунцевского отделения "Промбанка", подвергшегося не столь давно нападению грабителей, Гусманов Хисам Хисамыч.
– Добрый день, господин Гусманов. Вы уже выписались из больницы?
– осведомился подполковник, но в его голосе банкир не уловил и капли интереса к своей персоне.
– Спасибо. Я только что вернулся домой и сразу решил позвонить вам. При встрече с вами в больнице я не мог, к сожалению, дать полноценные показания из-за сильной головной боли, но теперь со мной все в порядке, и я мог бы это сделать теперь. Боюсь, что в ваших показаниях уже нет особой нужды, - все тем же тусклым тоном произнес Фролов.
– Дело закрыто.
– Вот как?
– удивился банкир. Когда?
– Вчера. Вероятно, эта информация есть в сегодняшних газетах, подумал Гусманов, но он ещё не читал свежую прессу.
– Скажите, пожалуйста, а все похищенные деньги найдены?
– Насколько мне известно, центральный офис "Промбанка" проводит аудит вашего отделения. По его окончании и выяснится что к чему. Могу только добавить, деньги, которые были на руках у бандитов, возвратятся к тем, у кого они были похищены. Миллион долларов уже передан Центробанку, а около миллиона рублей вы можете получить в установленном порядке. Запишите номер телефона, куда следует обратиться.
– Спасибо. Гусманов зафиксировал на листке бумаги продиктованные ему семь цифр и спросил: - И это все? Больше никаких денег обнаружено у похитителей не было?
– Нет. А в чем дело?
– Хисаму Хисамовичу показалось, что голос подполковника Фролова вроде как несколько оживился.
– Дело в том, что из моего личного сейфа в офисе банка убитыми позже налетчиками похищена большая сумма денег.
– Большая? Сколько же?
– Теперь Гусманов отчетливо ощутил, что его информация всерьез заинтересовала гувэдэшника.
– Шестьсот тысяч долларов, - выдохнул он.
– Но и это ещё не все...
– Вы можете подъехать на Петровку?
– перебивая его, быстро спросил Фролов.
– Когда? Сейчас. Я закажу пропуск на ваше имя. Через сорок минут Гусманов уже сидел напротив подполковника в его кабинете и рассказывал свою печальную историю. Внимательно, не перебивая, выслушав Хисама Хисамовича до конца, Фролов задал совершенно неожиданный вопрос.
– Вы на колесах?
– Да, - не сразу, несколько растерявшись, ответил пострадавший.
– Поехали в Генпрокуратуру. Это рядом. Здесь, однако, их поджидала досадная неожиданность: заместителя Генерального прокурора Шигарева, к которому хотел прорваться на прием Фролов, не оказалось на месте по неизвестной даже для его секретаря причине.
– Ну что ж, пойдем к Вадиму, - буркнул под нос подполковник. У кабинета следователя Юрченко, занимавшегося делом "Промбанка", Фролов остановился.
– Подождите меня, пожалуйста, несколько минут, - обратился он к Гусманову.
– Я проясню ситуацию. Вон там можно расположиться, подполковник указал на несколько стульев в глубине коридора. Хисам Хисамович последовал его совету.
– Привет, Вадим.
– Фролов зашел в кабинет и по-свойски обменялся со следователем рукопожатием.
– Здравствуй, Юра. Садись, если надолго, - усталым голосом отозвался Юрченко, отрываясь от кипы бумаг на столе.
– Как сказать, - произнес подполковник, усаживаясь все-таки на стул.
– Есть новые данные по делу об ограблении "Промбанка". Неужели задержали Фариду?
– ещё более потускнел голос следователя.
– Нет, но поступило заявление от директора Кунцевского отделения "Промбанка" Гусманова. Его во время налета ограбили лично.
– И много взяли? осведомился Юрченко без видимого интереса.
– Шестьсот тысяч долларов. Кроме того, бандиты забрали у него сто тысяч долларов клиентских денег. Следователю последняя фраза была непонятна - чего ради директор банка держал финансовые средства клиентов в своем кабинете? Но он не стал требовать объяснений, поскольку не хотел заниматься заявлением Гусманова в принципе. Ведь ясно, чего пришел добиваться Фролов - пересмотреть решение о закрытии дела "по вновь открывшимся обстоятельствам". Но вчерашнее решение заместителя Генерального прокурора Шигарева, по сути, ставило точку в этой истории, а озабоченный собственной карьерой достаточно молодой следователь категорически не желал ни в чем противоречить начальству.
– А зачем ты пришел ко мне?
– после довольно продолжительного молчания спросил Вадим Юрченко.
– Шигарева нет на месте, вот к тебе и пришел.
– А причем тут Шигарев?
– Как - причем?
– подполковник ещё не понимал, к чему клонит сотрудник прокуратуры.
– Он же закрывал дело о "Промбанке".
– Верно. Но что ты хочешь от него или от меня?