Особенно страшно было, когда попадались встречные пешеходы. Чтобы разминуться с ними, надо было кому-то прижаться всем телом к скале, а другому обходить его по самому краю тропинки, висящей над пропастью. Трижды встречные – взрослые мужчины и женщины предлагали прижаться к скале Невешайносу, но один раз здоровый краснорожий парень с огромным полосатым мешком за плечами, набитым, судя по всему, чем-то мягким, прижался к скале и ухмыляясь предложил, чтобы Невешайнос его обошёл. Парня-то обойти можно было, но его мешок не только заслонял всю тропинку, но ещё и свешивался над ущельем.

– Как же я пройду, ведь твой мешок мне заслонил всю дорогу? – спросил Невешайнос.

– А моё какое дело? – ответил парень, обнажив верхнюю челюсть с отсутствующими передними зубами.

– Но ведь мне надо пройти.

– А моё какое дело? – опять повторил парень. – Тебе надо – ты и проходи.

– Так убери мешок, спусти его вниз, я пройду, ты поднимешь.

– Ишь какой. Ты что думаешь, я тебе слуга? Спусти, подними! Так я тебе и позволю.

– Но как же мы разминёмся?

– А моё какое дело? Тебе надо – ты и думай, а я пойду, будешь мне мешать – смахну тебя в ущелье, ишь, вырядился в красные сапоги и думает, что все ему будут уступать дорогу. А ну, прочь!

Пришлось Невешайносу повернуть назади целый час идти в обратную сторону впереди этого наглеца, слушая его насмешки, ругательства и обещания снять с него сапоги.

Когда дошли до расширения тропы, где можно было легко разойтись, Невешайнос, готовый к худшему, быстро занял дальний угол и выставил вперёд на манер копья свою палку, взяв в левую ещё и камень. Красномордый насторожился:

– Ты чего? Я насчёт сапог пошутил. Убери палку.

– Иди себе мимо. Палку не уберу. Она тебе не мешает.

– Ах, так, – Красномордый начал снимать мешок со спины. – Да я тебя сейчас…

И вдруг перешёл на свистящий шёпот:

– Снимай сейчас же сапоги. И молчи у меня!

Но Невешайнос тоже услышал мужские голоса, доносящиеся как будто откуда-то рядом, и понял, что противный парень их боится. Поэтому Тул закричал во весь голос:

– Не сниму. И вообще проваливай отсюда, бандит краснорожий, если тебе жизнь дорога, вместе со своим вонючим мешком!

(От мешка, действительно, исходил какой-то неприятный запах). Красномордый натянул снова мешок на плечи и, уходя, прошипел:

– Твоё счастье, что мне некогда с тобой возиться, а то бы я тебя…Но ещё попадёшься мне. Я тебе покажу, как тут шляться и мешать порядочным людям.

Тут уж Невешайнос взорвался:

– Это ты себя что ли считаешь порядочным человеком? Да таких, как ты, в нашей стране кормят из одного корыта со свиньями, так свиньи обижаются.

Парень сделал вид, что не слышал этой тирады и, ворча что-то себе под нос, отправился своей дорогой. Когда Невешайнос приблизился к тому месту, где встретил красномордого, он увидел двух крестьян с длинными палками с загнутым концом в руках, по-видимому, пастухов. За спиной первого из них был лук.

– Эй, малыш, – окликнули они Невешайноса, ещё не доходя до него. – Ты никого тут не видел недавно?

– Видел одного парня. Он ещё хотел…

– Красномордого и без передних зубов? – перебил его тот, что был с луком.

– Да его. Он ещё всё время говорил: «Моё какое дело?»

– Это он. А он нёс что-нибудь в руках?

– За спиной огромный полосатый мешок с чем-то мягким.

– С нашей шерстью. Это он украл. Значит, мы правильно решили, что это он. Спасибо! Стой на месте, мы тебя обойдём.

Пастухи расспросили Невешайноса, кто он и куда идёт, и, узнав, что он пострадал от Жадея, предложили ему переночевать в их хижине вскоре за перевалом, где остался третий их товарищ, а сами поспешили догонять красномордого вора.

Но воспользоваться их предложением Невешайнос не смог. Едва он расстался с пастухами, как в ущелье спустилась тяжёлая тёмная туча. Туман был такой густой, что видно было не дальше, чем на вытянутую руку. Идти в этой мгле можно было только мелкими шажками, так что и от волшебных сапог было мало пользы. День клонился к вечеру. То справа, то слева от путника, в зависимости от того, с какой стороны при очередном витке тропы оказывалось ущелье, в клубах тумана чудились какие-то фигуры. Вот всадник на чёрном коне, тут же превращающийся в какого-то трёхглавого дракона, а затем в огромную рыбу, кажется, готовую проглотить бедного пешехода. Вот из-за поворота прямо над ущельем показались три чёрных монаха. Средний, побольше, на глазах стал вытягиваться, превращаясь в какое-то дерево с тёмной развесистой кроной, а крайние сошли на нет. Мальчик старался не глядеть по сторонам, но всё равно его сердце замирало от страха. К тому же звонкий голос потока стал глухим и сердитым. Совсем стемнело, а до перевала было ещё далеко. Стало понятно, что ночевать придётся в горах. Невешайнос шёл почти на ощупь, провести всю ночь на узкой – в две-три ступни тропе – об этом было страшно даже подумать.

– Не я же первый попадаю здесь в такую передрягу, – думал несчастный изгнанник. – должно же здесь где-то быть расширение для того, чтобы можно было хотя бы сесть. Не вешай нос! Надо идти и не скулить. Паршивец красномордый. Из-за него потерял два часа. Если бы не он, сейчас я бы, наверное, был у пастухов, грелся у огня.

Но ругай – не ругай краснорожего, а надо было идти. И уже, когда ночь совсем вступила в свои права, и Невешайнос, чтобы не заснуть на ходу, собирал влагу со скалы и прикладывал мокрые холодные ладони к глазам, он вдруг скорее почувствовал, чем увидел, что тропа стала значительно шире, а над ним как будто оказалась крыша. Действительно, в скале то ли была вырублена, то ли образовалась естественным путём довольно просторная ниша, шириной и длинной в три-четыре шага. Тут могли поместиться несколько человек. Из скалы сочилась струйка воды, а на камнях лежало несколько охапок сена. По сравнению с узкой, скользкой и холодной тропой здесь было уютно, почти как дома. Невешайнос съел кусок печёного мяса, которым его снабдила жена сапожника, пару яиц и несколько сушёных яблок из тех, что дала ему мать. Не успел он подумать о том, как там родители, как глаза сомкнулись, и он погрузился в глубокий, без сновидений, сон.