За четыре года я побывала в Северной Корее десять раз, считая пять репортажных поездок в Пхеньян. Я посещала монументы Кимов, интервьюировала государственных чиновников, хозяйственников, университетских профессоров – неизменно в присутствии моих неотлучных контролеров. Они сопровождали меня, чтобы я вдруг не увидела такого, что поставит под сомнение тщательно выписанную для меня картинку.

Я постоянно выискивала проблески правды. Несмотря на все старания режима, нетрудно было заметить, что в стране разруха и все не так, как тебе показывают. Экономика едва дышала. Страх был в каждом взгляде. А аплодисменты Ким Чен Иру, которые я слышала, стоя в каких-то 50 метрах от него на пхеньянском стадионе в 2005 г., казались фонограммой.

Эта система не могла дожить до третьего поколения.

Или могла?

Эксперты, что предсказывали радикальные реформы, ошиблись. Те, кто прогнозировал неминуемый крах системы, заблуждались. Ошиблась и я.

В 2014 г., после шестилетнего перерыва, я вернулась в Корею в роли корреспондента The Washington Post.

Через несколько месяцев после назначения и почти через три года после прихода к власти Ким Чен Ына я отправилась в Пхеньян освещать турнир по рестлингу. Так журналисты делают, чтобы получить визу в Северную Корею.

Я поразилась. Я знала, что в столице строительный бум, но даже не представляла его размаха. Казалось, в каждом втором квартале в центре города строится многоэтажный жилой дом или кинотеатр. Прежде увидеть на улице даже трактор было редкостью, но вдруг повсюду грузовики и краны, помогающие строителям в оливковой военной форме возводить здания. Раньше на улицах на меня никто даже не поднимал глаз, хотя иностранец был редкой птицей. Прохожие шли мимо, опустив глаза. Теперь атмосфера в городе стала легче. Люди лучше одеты, появились специальные площадки, где дети гоняют на роликах, и в целом нет былой напряженности. Жизнь в этом городе-витрине явно оставалась суровой: очереди на троллейбус-развалюху все так же длинны, по-прежнему всюду сгорбленные старушки, куда-то тащащие на плечах огромные тюки, по-прежнему ни одного толстяка. Даже просто упитанного. Ну кроме Единственного. И все же было видно всякому, что Пхеньян, город северокорейской элиты, которая обеспечивает Ким Чен Ыну власть, – не гибнет. Через семь десятилетий после создания КНДР я не заметила трещин в фасаде коммунистической державы. За эти годы мир видел появление и царствование многих жестоких тиранов, угнетавших народ ради личных интересов. Иосиф Сталин. Пол Пот. Иди Амин. Саддам Хусейн. Муаммар Каддафи. Фердинанд Маркос. Мобуту Сесе Секо. Мануэль Норьега. Среди них были доктринеры и клептократы. Многие – и то и другое. Были и случаи диктаторских династий. На Гаити «Папа Док» Дювалье передал власть сыну, «Бэби Доку», а сирийский президент Хафез Асад оставил пост сыну Башару. На Кубе Фидель Кастро устроил передачу власти брату Раулю. Но семья Ким необычна тем, как долго держит в своих руках страну. За годы правления Ким Ир Сена, первого вождя КНДР, в США сменились десять президентов, первым из которых был Гарри Трумэн, а последним – Билл Клинтон. В Японии – 21 премьер-министр. Ким Ир Сен почти на 20 лет пережил Мао Цзэдуна, на 40 – Сталина. Северная Корея уже просуществовала дольше, чем Советский Союз.

И мне хотелось узнать, каким образом этот молодой человек и унаследованный им режим держатся вопреки всему. Хотелось собрать всю информацию о Ким Чен Ыне, какую только можно будет найти.

В поисках ключей к этому самому загадочному из лидеров я решила поговорить с каждым, кто когда-либо его встречал. Неблагодарный способ: так мало людей с ним общалось и даже среди этих немногих лишь ничтожная часть провела в его обществе сколько-нибудь заметное время. Но я продолжала искать любые зацепки.

Нашла тетю и дядю Ким Чен Ына, которые были его опекунами, пока он учился в Швейцарии. Я отправилась в швейцарскую столицу Берн, надеясь что-то понять о поре формирования его личности, сидела возле дома, где он жил, гуляла вокруг школы.

В замызганной харчевенке в Японских Альпах я дважды обедала с Кендзи Фудзимото, оставшимся не у дел поваром, который готовил суши отцу Ким Чен Ына и стал будущему лидеру кем-то вроде товарища по играм. Я беседовала с людьми, которые сопровождали в Северную Корею баскетболиста Денниса Родмана, и слышала от них рассказы о пьянстве и сомнительном поведении вождя.

Узнав, что старший единокровный брат Ким Чен Ына Ким Чен Нам убит в Куала-Лумпуре, я тут же вскочила в самолет и через несколько часов стояла на месте убийства. Я ждала у морга, куда увезли его тело, и наблюдала, как входят и выходят озабоченные северокорейские аппаратчики. Я отправилась к северокорейскому посольству и обнаружила, что, устав от репортеров, там просто свинтили звонок на воротах.

Я нашла кузину Ким Чен Нама, женщину, которая стала ему, по сути, сестрой и долгие годы поддерживала с ним связь после своего бегства из страны и его изгнания. Четверть века она жила под новым именем, совершенно другой жизнью.

Затем случился дипломатический ажиотаж 2018 г., и находить людей, встречавшихся с лидером Северной Кореи, вдруг стало проще.

Южнокорейцы с американцами организовали саммиты Ким Чен Ына, Мун Чжэ Ина и Дональда Трампа. Я встречалась с людьми, которые беседовали с Ким Чен Ыном в Пхеньяне, от южнокорейской певицы до немецкого спортивного функционера. Кортеж Ким Чен Ына промчался мимо меня в Сингапуре. Я старалась выбрать как можно больше информации из каждого рассказа об этом загадочном властителе. Я постоянно спрашивала дипломатов из миссии КНДР при ООН – светских людей, селившихся на острове Рузвельт-Айленд в Ист-Ривер, который иногда в шутку называют нью-йоркской социалистической республикой, – как бы мне взять интервью у Кима. Это была смелая просьба, но вовсе не безумная. В конце концов, Ким Ир Сен в 1994 г., незадолго до смерти, пригласил на обед группу иностранных журналистов. Поэтому всякий раз, когда мы встречались (неизменно за обедом в одном и том же ресторане в средней части Манхэттена, где эти дипломаты всегда заказывают филе-миньон за $48, не обращая внимания на блюдо дня), я спрашивала. И всякий раз мне хохотали в лицо. А в последний раз – это было в середине 2018 г., через месяц после встречи Ким Чен Ына с Дональдом Трампом – лощеный дипломат, ответственный за американскую прессу, Ри Ён Пхиль, посмеявшись, ответил: «Мечтать не заказано». Вместо мечтаний я отправилась собирать сведения о реальной жизни за пределами бутафорской столицы, в те места, куда режим не позволял мне попасть. Я находила людей, которые знали Ким Чен Ына не лично, а из-за его политики, – граждан Северной Кореи, живших под его властью и сумевших от нее ускользнуть. За годы, что я пишу об этой стране, я познакомилась с множеством, может, даже не с одной сотней, людей, бежавших из государства Кимов. Их часто называют перебежчиками, но мне это слово не по нраву. Оно подразумевает, что, сбежав от тирании, эти люди совершили что-то недостойное. Я предпочитаю называть их беглецами или беженцами. Сейчас все труднее находить среди них тех, кто готов рассказывать. Отчасти потому, что при Ким Чен Ыне поток беженцев уменьшился до тоненькой струйки из-за ужесточения погранохраны и повышения уровня жизни внутри страны. А отчасти потому, что многие беженцы ждут за свои свидетельства платы, а это для меня этически недопустимо.

Тем не менее с помощью неформальных организаций, помогающих северянам бежать и устраиваться в Южной Корее, мне удалось встретиться с десятками людей, согласных говорить без денег. Это были люди разных занятий: чиновники и коммерсанты, весьма неплохо жившие в столице; жители приграничных областей, зарабатывавшие рыночной торговлей; бывшие заключенные, попавшие в кошмарные чучхейские тюрьмы за самые пустячные прегрешения. Среди этих людей встречались и те, кто верил, что новый молодой лидер принесет перемены к лучшему, и те, кто гордился, что Ким Чен Ын развернул ядерную программу, какой нет у богатых соседей Северной Кореи.