– Нет, но, подозреваю, я бы сумела выбрать. – отчеканивает она ледяным тоном. Просперо лишь улыбается ей и протягивает то, что он несколько секунд назад держал, плотно прижав к груди.

– Книги сами выбирают своих владельцев, приходя только тогда, когда это нужно. И никогда – наоборот.

Реджина с долей сомнения, но принимает фолиант, обернутый черным переплетом, не имеющий ни названия, ни имени автора на обложке. С натянуто-вежливой улыбкой, чувствуя на себе пристальный взгляд, открывает форзац.

«Герметический Арест» – значится на титульном листе. Девушка решается пролистать содержание. Чехардой калейдоскопа мелькают строки, оттесненные выцветшей краской, гравюры, дублирующие средневековые сюжеты, столбы астрономических таблиц, неясные символы и мудреные пентаграммы. Он что, подсунул ей черномагический гриммуар? Реджина медленно поднимает голову, набирая в грудь побольше воздуха.

– Мистер Просперо, боюсь, мы поняли друг друга превратно. Я вовсе не интересуюсь черной магией. Я не имею никакого отношения к поклонникам Сатаны и вовсе не склонна приносить жертвы на алтаре с симпатичной фигуркой Бафомета, купленной на воскресной распродаже. – говорит девушка вкрадчиво.

Просперо лишь улыбается ей.

– Книга не совсем о том, что Вы описали, мисс.

– Так о чем же она?

На лице седого господина проступает загадочность посвященного в масонский заговор, и он отвечает, понизив голос:

– Эти страницы отражают то, что каждый пишет в своем сердце.

Отличный маркетинговый ход. – думает Вэлл. Очевидно, так просто он от нее не отстанет, придется забрать печатный продукт таинственной мистификации с собой.

– Вы очень любезны. – произносит она с почти нескрываемым сарказмом, колющим, как и взгляд девушки, ружейным дулом направленный на переносицу собеседника. Его глаза нервируют, настораживают и сотрясают некие внутренние силы души. – Сколько я Вам должна?

– По чистой случайности сегодня у меня сломался кассовый аппарат, но я не могу отпускать своих гостей с пустыми руками…– с нелепой застенчивостью мнется Просперо. Что ж, и правда, он чем-то похож на безумного волшебника, затерянного на острове. – параллельно с разговором размышляет Реджина. – Так что, считайте, юная мисс, что это – подарок нашего магазина. – и лучезарно улыбается.

– Вы чрезмерно любезны. – комментирует она, но без ярко выраженной неоднозначности. – Я могу оставить Вам номер своего телефона, позвоните, когда неполадки устранятся, и…

– Видите ли, каждая встреча – неслучайна. – поясняет старик с важным видом, то ли откликаясь на слова посетительницы, то ли развивая какую-то свою мысль, – И я уверен, что Вас сюда привело само провидение.

Вэлл пробует улыбнуться. Должно быть, вышло скверно, ибо старик тут же теряет утрированное добродушие и делается строжайше серьезным.

– Но теперь поспешите. Вас и так заждались.

– Да? И кто же? – но девушка тут же осекает саму себя, – Благодарю Вас за прием и книгу, мистер Просперо.

Обменявшись взаимными любезностями, они расходятся. Реджина, покидая несуразную лавку, растворяется в лондонской толпе, а хозяин, вернувшись за прилавок, и попыхивая трубкой, провожает ее взглядом. Но вместо старика вослед девушке взирает мужчина средних лет, облаченный в деловой костюм, с аккуратно подстриженной бородой, не сохранившей ни следа былой – мгновение назад – седины. Маг Просперо неслышно усмехается.

Первое, что делает Реджина, оказавшись на свободе от литературно-захламленного пространства, – судорожно закуривает. Сколько ни готовься к подобным моментам, разбивающим все представления о подразумеваемой человеческой нормальности, но, попав в подобную ситуацию, какая-нибудь жилка, всего одна, но предательски дрогнет. Девушка, энергично удаляясь, непроизвольно опускает руку, кладет ее на сумку, чтобы почувствовать контуры вложенной книги. Да, реальна и осязаема. Что же, большего ждать не приходится. Наверняка окажется очередной пустышкой. Или, что еще хуже, – рекомендациями и инструкциями к тысяче и одному заговору на счастливый брак.

Способность видеть – вот, что ее по-настоящему занимало. Воочию наблюдать свою судьбу, быть причастным, полниться уверенностью, проживать каждое мгновение так, будто оно – последнее. Иными словами, жить – в полную силу, не размениваясь. Реджина не принимала полумер, мир для нее раскалывался на «да» и «нет». Должно быть, по зрелому размышлению, сказывался некий внутренний максимализм, простительный разве что юношескому неразумению. И каково это, возможно ли это – открыть свое сердце неизведанному, тому, что не способно вместиться в целую вселенную, но проходит сквозь игольное ушко? Открыть свое сердце. Вэлл некоторое время поиграла с оборотом речи, воображая смысловые конструкции и методы их исполнения, но подошедший к платформе, на которой она стояла, поезд перенаправил ее в иные плоскости. Всю дорогу до дома, отгородившись от блеклой реальности портативными наушниками, девушка бросала настороженные взгляды на свою сумку, примостившуюся тут же, рядом. Заинтригованное любопытство подначивало ее взяться за книгу немедля ни секунды, но она дала себе твердую установку: оттягивать столь пикантное знакомство как можно дольше, насколько хватит выдержки.

Сойдя на станции, какими изобилует пригород, девушка неспешно возвращается домой. Сгущающиеся сумерки отливают багровым закатом, где-то в отдалении шумят колеса о линии рельс, над головой распростерлось грузное, свинцовое небо, предвещающее удушливый духотою дождь. Реджина вздыхает с тенью уныния и отпирает ключом входную дверь. По заведенной традиции, помещение откликается эхом пустоты.

Она разогревает ужин, трапезничает в одиночестве, оставляет посуду в раковине, чтобы было, чем заняться завтрашним днем, и отправляется в свою комнату. Мать ее вернется ближе к ночи, должно быть, очередные совещания, требующие присутствия в согласии с занимаемой должностью. Ничего не поделаешь.