— Это так? — Александр пристально глянул на министра.

— Никаких сомнений, государь. Мы заарестовали Петрова в тот же вечер и допросили. Запирался он недолго. Поведал, что князь поручил ему найти людей для убийства Руцкого и дал для оплаты перстень, коий камердинер снес в ломбард, выручив за него пятьсот рублей. Из этих денег и намеревался заплатить татям.

— Чем же Руцкий не угодил Болхову?

— Камердинер утверждает, что князь ревновал подпоручика к графине. Он ее давний поклонник. Камердинеру велел разузнать, в каких отношениях Анна Алексеевна состоит с Руцким. Тот это сделал и узнал… — министр замялся, — что графиня с подпоручиком любовники. Но за это не поручусь. Известно, что Орлова опекает подпоручика. Ввела его в высший свет и всячески протежирует.

— Это ее дело! — отмахнулся Александр.

— Еще на недавнем вечере у графини случился скандал между Руцким и Болховым. Князь хотел оконфузить подпоручика, в результате оконфузился сам и стал посмешищем в глазах света. Весомая причина для мести.

— Болхова допросили?

— Лично, государь! — поклонился министр. — В тот же вечер.

— И что?

— Отпирается. Дескать, знать не знаю ни о каком поручении камердинеру. Это не все, государь. Петров поведал, что с позволения князя использовал его дом под магазин для контрабанды. Указал, где та хранится, и мы нашли в сарае тюки с товарами. Все завезены мимо таможни. За такое укрывательство, по словам Петрова, контрабандисты платили ему двести рублей в месяц серебром, а он передавал их князю. Но Болхов это отрицает.

— Сами что думаете? — спросил Александр.

— Камердинер говорит правду. Невозможно представить, чтобы князь не знал о контрабанде. Не тот человек. Да и Петрову убивать Руцкого совершенно не с руки. Зачем? Мы допросили ломбардщика, коему камердинер приносил перстень, и тот подтвердил: было такое. Перстень дорогой, фамильный, откуда он у камердинера? Разве что украл, как утверждает Болхов, но тогда почему князь не заявил в полицию? Более того, оставил вора при себе. В Петербурге князя знают, как завзятого картежника. Играет много и часто проигрывает. Многим задолжал. Имения его заложены и перезаложены. Если хотите мое мнение, государь, то считаю, что женитьбой на графине Орловой-Чесменской Болхов собирался поправить свои денежные дела. Но ему помешал подпоручик, вот князь и озлобился.

Последнюю фразу министр произнес с жалостью.

— А о том, что Руцкий лечит меня, конечно, не подумал, — зловеще сказал царь. — Болхова — под суд!

— Извините, государь… — замялся Балашов.

— Что?

— Суд оправдает князя. Его слово против слова мещанина.

— А свидетельство Виллие и Руцкого?

— Им о найме поведал один из татей. Дорожка опять-таки ведет к камердинеру.

Ноздри Александра затрепетали. Некоторое время он стоял, борясь с приступом гнева, но быстро справился.

— Что присоветуете, Александр Дмитриевич? — спросил уже обычным голосом.

— Князь Болхов состоит в Свите вашего величества, — ответил министр. — Он гвардейский офицер. И вот тут вы в полном праве карать и миловать, — сказал, выделив интонацией последнее слово.

— Спасибо, — кивнул царь и, взяв со стола колокольчик, позвонил. — Заготовьте указ, — сказал заглянувшему в кабинет адъютанту. — Князя Болхова из моей Свиты за проступок, позорящий честь офицера, отчислить и разжаловать в рядовые, отправив в действующую армию.

— Не слишком ли будет в рядовые, государь? — спросил Балашов после того как адъютант, поклонившись, ушел. — Может, достаточно в поручики?

— Нет! — топнул ногой Александр. — Князь проявил низость, не достойную дворянина. Нанял татей для убийства героя войны, более того, моего гостя. Тем самым оскорбил лично меня. Подобное я спускать не намерен. Не задерживаю вас более, Александр Дмитриевич. Благодарю за службу.

— Желаю здравствовать! — поклонился Балашов и вышел. «Надо же! — подумал уже в приемной. — Разъярился-то как! Чем ему так дорог этот подпоручик, от чего лечит? Жаль, что не удалось помочь Болхову, уважаемые люди за него просили. Но не доложить царю все обстоятельства дела было невозможно — обязательно выплыло бы. Тут Виллие замешан, а он зол. Вместе с этим Руцким каждый день посещает государя. Зачем мне попадать под его гнев? Ну, ничего. Отличится князь в деле и вернет чин. На войне это быстро. Особенно, если есть кому похлопотать».

Успокоенный этой мыслью, министр покинул дворец.

Губки щипцов смяли размякшую шляпку мозоли, захватив вместе с ней и стержень. Теперь главное не передавить — оторвется, хрен потом вытащишь. Я легонько потянул щипцы на себя — держат. Теперь — раз! Александр чуть слышно охнул. Понятно: на кончике извлеченного стержня, там, где он врос в мясо, виднелась капелька крови. Не размяк до конца, поэтому и по живому рвал, но зато достал целиком.

Я бросил удаленную мозоль в приготовленную для того плошку и склонился над ступней. Из небольшой ранки показалось кровь. Ерунда.

— Займитесь другой мозолью, Платон Сергеевич! — сказал Виллие за моим плечом. — Кровь сам уйму.

Я только плечами пожал. Хочется лейб-хирургу поучаствовать в процессе — его дело.

— Извольте вторую ногу, государь!

Здесь мозоль размякла полностью, обошлось без крови. Я бросил и ее в плошку после чего продемонстрировал содержимое царю.

— Вот и все, государь. Обе удалены.