И тут нас снова прерывают. В коридоре поднимается шум, потом раздается уверенный стук в дверь. У меня невольно закрадывается мысль – неужели Мезенцев с новостями? Но в дверях вижу всего лишь своего довольного отца:

– Можно? Привет, Алексей!

– Денис Андреевич, а вы откуда узнали, что я в больнице?!

– А у нас у одного сотрудника сын учится в МГУ, только на юридическом, он и рассказал. Но я не один, гостя вот к тебе привел.

Вслед за отцом в палату входит … Эдуард Стрельцов Подтянутый, в хорошем отечественном костюме. Вот так сюрприз! Отец знакомит нас, передает мне привет ото всех сотрудников ЗИЛа. Стрельцов смущенно вручает трехлитровую банку меда. От неожиданности я чуть не роняю ее – тяжеленная собака!

– Мед из самой Башкирии! Самый лечебный, самый полезный.

– Спасибо!

– Тебе спасибо, Алексей за то что поучаствовал в судьбе Эдуарда – подмигивает мне отец – Он теперь снова в Торпедо. В новом сезоне наколотит спартачам и армейцам…

Мы улыбаемся, в палату заглядывают заинтересованные лица врачей и медсестер. Стрельцова знает вся страна.

– Я очень рад за вас, Эдуард.

Вот даже не знаю, что мне еще сказать футболисту. Нет моей особой заслуги в том, что он вернулся в строй и занял свое место в первом дивизионе. Ну, передал я письмо зиловцев Хрущеву, так ведь он им тоже был должен за июльский митинг в свою поддержку. Даже неловко как-то, стоим теперь оба смущенные. Но отец молодец – тут же начал рассказывать мне про дела их КБ.

Сноуборд они уже мне смастерили, а сейчас доделывают экспериментальную партию досок для серфинга. Начальство завода даже задумалось о том, чтобы наладить их малосерийное производство, план-то по товарам народного потребления никто заводу не отменял. Написали недавно запрос в министерство, ждут теперь решения. Отец, показывая пальцем вверх, опять просит меня поддержать инициативу завода.

Ага… Значит, нужно еще одно официальное письмо. И я даже знаю, кто его мне может подписать.

Мы еще немного болтаем ни о чем, я распрашиваю о семье, об успехах в школе себя молодого. Учебный год уже начался – отец хвастается пятерками сына. Да… не припомню, чтобы в 64-м году у меня были хорошие отметки. Ну хоть что-то в этой реальности к лучшему поменялось.

Толком договорить мы не успеваем, в дверях еще один посетитель нарисовался – Герман Седов. Нет, у меня здесь сегодня просто аншлаг! Отец со Стрельцовым понимающе улыбаются и начинают прощаться. А за дверью Эдуарда уже поджидает толпа поклонников из числа медперсонала и пациентов, слышу их восторженные возгласы и требования автографа. Герман провожает футболиста ошарашенным взглядом.

– Это ведь Стрельцов?! С ума сойти! Ты слышал, что он недавно в Торпедо вернулся?

– Слышал, конечно…

– Кукурузник напоследок доброе дело сделал.

Я согласно киваю, но никак не комментирую. Не хочу афишировать свое участие в этом деле. Герман вдруг неожиданно делает виноватое лицо.

– Лех, ты прости, что про митинг только такая куцая заметка получилось. Мы просто боялись как бы тебе и ребятам не навредить. И Алексей Иванович лично распорядился, чтобы материал нейтрального характера был. Не известно, как там – журналист смотрит в потолок – Все обернется.

– Герман, тебе не за что извиняться! – я чищу апельсин, подвигаю коллеге несколько долек – Передай известинцам спасибо за поддержку, другие газеты вообще не рискнули про митинг написать. И отдельное тебе спасибо за то, что рассказал всем про мой арест в аэропорту. Если бы не ты, про него вообще бы никто не узнал.

– Да, ладно… – смущается Седов – какая в этом смелость? А вот друзья твои – настоящие герои! Надо же такое придумать – перед Кремлем встать да еще с такими правильными лозунгами! У нас вся редакция угорала, рассматривая фотографии.

– Напечатаешь потом для меня фотки?

– Хочешь для истории оставить?

– Хочу. Но ты мне лучше расскажи: что там сейчас за кремлевской стеной происходит?

Герман сразу подобрался, улыбка сошла с лица:

– Судя по тому, что утечек практически нет, бьются они там не на жизнь, а на смерть. Вчера говорят, чуть ли не до полуночи заседали.

– А что Аджубей?

– Утром сегодня Алесей Иванович в редакцию звонил, голос усталый, но настроение боевое. Злой, говорят, как сто чертей! А когда наш Аджубей сильно гневается, с ним лучше не связываться – танком пройдется, костей потом не соберешь.

Прямо как тесть его покойный… Эх, только бы он второй инфаркт не заработал на этом Пленуме!

– И знаешь, что странно…? – Седов трет подбородок, рассеянно смотрит в окно – Ходят упорные слухи, что Козлов вчера письмо на Пленум прислал с предложением включить Гагарина в состав ЦК. А он хоть в последнее время и не вылезает из больницы, авторитет в Партии у него еще о-го-го! До болезни Козлова, Хрущев ведь его на свое место прочил, и к тому времени он уже все к своим рукам прибрал: и военную промышленность, и КГБ, и Вооружённые Силы, не говоря уже о кадрах – считай, вторым человеком в стране был после покойного Никиты. И Козлов до сих пор главный враг Микояна, с которым они терпеть друг друга не могут. Так вот скажи мне – с чего вдруг такая внезапная поддержка Гагарина? Нет, конечно, он хорошо Юрия знает, как-никак сам отвечал за программу первого полета человека в космос и даже Героя СоцТруда за это получил, но странно все как-то…

Герман, задумавшись, замолкает, а я мысленно потираю руки. Та-ак… Тяжелая артиллерия в ход пошла. Нет, это даже ракетные войска скорее, если Мезенцев больного Козлова умудрился задействовать в своей борьбе против Микояна. Или это уже Екатерина Фурцева так расстаралась? Отношения-то со сватом у нее всегда были отличные.

После ухода Седова, который куда-то сильно торопился – долго стою у окна, переваривая обнадеживающую новость. По радио непрерывным потоком идет классическая музыка с минорно-траурным оттенком. Ну, только что Лебединого озера не хватает. Уж лучше бы про Пленум народу что-нибудь новое сообщили. Пойду-ка Асе позвоню, может она чего скажет.