Шрифт:
– О чём он?
– Как всегда, о человеческих отношениях, о любви… Но действие происходит в журналистской среде. Меня интересует судьба журналиста, который в конце 1970-х – в начале 1980-х пошёл в поход за правдой, за честным словом – и где он оказался сейчас.
Но события происходят в двух временных пластах. Это 1988-й – разгар перестройки – и сегодняшний день. И вообще это роман о перестройке. Эта эпоха в литературе не отражена по-настоящему. Говорить о перестройке во время самой перестройки было непросто. Мы написали с Евгением Габриловичем, классиком советского кино, сценарий о перестройке в 1987 году. И на Мосфильме его тогда закрыли. Потому что наш прогноз о том, что происходит в обществе и чем всё закончится, был неутешительный, хотя абсолютно точный – всё потом подтвердилось.
– Так вы всё знали?
– Нет, это нас художественная логика к этому привела. Мы ничего не знали. Главную роль должна была играть Ирина Муравьёва, а снимать – её покойный муж Леонид Эйдлин. Но четвёртое объединение Мосфильма под управлением В. Наумова, смелого, когда надо Сталина в Тегеране застрелить, просто испугалось, вышел большой скандал, нас обвинили в подкопе под перестройку… Габрилович был потрясён до основания и больше не написал ни одного сценария. Я, молодой и жизнерадостный, оправился и пошёл дальше, поняв: когда люди бьются за свою свободу слова, они попирают чужую свободу слова. Как преодолеть это противоречие – не знаю… Может соображу, пока буду ждать следующего юбилея, о котором, я надеюсь, мы поговорим, если даст Бог…
Беседовал Александр Гамов«Комсомольская правда», 12 ноября 2014 г.Власть пока не понимает важности печатного слова
Завтра у писателя, поэта, драматурга, главного редактора «Литературной газеты» Юрия Полякова юбилей. Накануне мы поговорили, что он для него значит.
– Юрий Михайлович, вы довольны собой 60-летним?
– Шестьдесят – это два раза по тридцать. И всё зависит от того, как ты себя чувствуешь во вторые тридцать лет. Если как в первые, то порядок. В начале жизни думаешь, успеешь всё. Но со временем список того, что можно сделать, сжимается. А потом понимаешь: вот этого ты уже никогда не успеешь.
– Что, например?
– Я много лет хотел написать книжку о Лескове. Всё откладывал. И когда, наконец, сел за неё, то понял, при серьёзном подходе потребуется лет пять-семь: поработать в архиве, систематизировать материал, осмыслить, а потом уже писать… Я же не скоросшиватель, а писатель. Вот один литератор накатал уже десяток писательских биографий, по сути, ни в одной не разобравшись. Ещё появилась мода нанимать «помощников», а точнее – литературных негров. Когда это делал восьмидесятилетний Дрюон, понять можно. Но когда к такой «помощи» прибегает брутально-популярный молодой прозаик… Извините, это то же самое, как на свою первую брачную ночь звать дублёра! Мне, чтобы создать настоящую книгу, надо отложить остальное. А что – остальное? «Литературную газету» не отложишь – каждую среду она должна прийти к читателю. Театр сатиры, где десятый сезон с успехом идёт мой «Хомо Эректус», ждёт новую комедию. Театр Армии, где на аншлагах играют мою «Одноклассницу», тоже ждёт. Дописываю роман «Любовь в эпоху перемен». Обсуждаю с продюсером экранизацию «Гипсового трубача», готовлю к публикации свои армейские письма. Книга так и будет называться «Сто писем из казармы». Когда писать про Лескова? Но тут вдруг узнаю, что за него взялась одна прибукеровская сочинительница. Бедный Николай Семёнович! Надо писать!
При советской власти юбилеи встречали трудовыми победами, над чем мы иронизировали. А что в этом плохого? Человеку свойственно наполнять сакральным смыслом круглые даты и мобилизовать себя, готовясь к ним. У нас, русских, вообще мобилизационная психология. Климат. Мужик сидит полгода в заметённой избе, чинит инструмент, сбрую, а потом четыре месяца сеет, жнёт, молотит, без передыху.
– У вас богатый урожай к юбилею?
– Не жалуюсь. В закрома родины могу предложить спектакль «Как боги», поставленный самой Татьяной Дорониной во МХАТе имени Горького. Эту пьесу играют во многих театрах России. Во второй раз экранизирована моя повесть «Небо падших». На канале «Доверие» состоялась премьера 6-серийного фильма по роману «Грибной царь» с Александром Галибиным в главной роли. Недавно летал в Венгрию, где перевели и поставили комедию «Хомо Эректус», и, наблюдая за хохочущими зрителями, понял: проблемы у нас одинаковые. Вышли: первый том 10-томного собрания сочинений, сборник пьес «Как боги», двухтомник интервью – «Государственная недостаточность» и «Созидательный реванш», куда включены тексты с 1986-го по нынешний год. Мало кто решится опубликовать сегодня то, что он говорил в 87-м или 93-м… Я решился…
– Вы призываете к созидательному реваншу. Но откуда он возьмётся? Вот отмечали День народного единства. Но оно разве что на бумаге… Что реально нас может объединить: олимпиада, воссоединение с Крымом, грядущий чемпионат по футболу, в который мы играем так устрашающе, что стыдно смотреть…
– Ориентироваться надо на то, что умеем. Тот, кто хорошо играет в шахматы, вряд ли поставит рекорд по толканию ядра. Поэтому если что-то не получается, не надо сразу вычёркивать себя из человечества, надо учиться, исправляться. Американцы, по исследованиям учёных, чуть ли не самая тупая нация, но они в себя верят – вон какое общество отгрохали и заправляют миром…
– Мы вроде не дураки, а в подчинении у них…
– В подчинении были при Ельцине, а сейчас суверенитет всё-таки вернули, точнее, возвращаем. Это не просто, слишком многое сдали в 90-е. Тут недавно на страницах «Российской газеты» В. Лукин учил меня верному отношению к Солженицыну. А мне хотелось спросить этого маленького человека в больших очках: «Вы лучше расскажите, почему так плохо интересы Отечества защищали, когда были послом в США при Ельцине?» Тоже мне, учитель жизни! Из-за таких учителей мы чуть не стали безоружными и беспортошными!
Объединить же нас может только позитивная программа и сильное государство. Тот, кто говорит: государства должно быть как можно меньше, или не понимает России, или желает ей гибели. На евразийском пространстве, открытом всем бурям, нашествиям, овеваемом суровым климатом, населённом сотнями племён, не может быть «кантонной» швейцарской демократии. Нам без государственного корсета нельзя. Как только он ослабевал, начинались смута, революция, распад, террор… И надо ценить свою государственность, выстраданную веками. Но и власть не должна воспринимать эту историческую традицию как индульгенцию на безответственную суровость, обязана блюсти интерес простого гражданина. Когда достигается такое равновесие, когда Медный всадник не гоняется за Евгением, а влечёт державный воз, наступает золотое время. Жаль, эти периоды в нашей истории длились недолго.