Шрифт:
— Я давно живу, как в оранжерее, Слава, — выпрямилась я, отстраняясь. — Меня не окружают люди, которые не знают, что со мной делать. Даже на съемочной площадке…
=25
— А твой бывший? — неожиданно вставил он.
— Откуда ты знаешь? — опешила я.
— Куваев говорил, что ты обожглась, когда убеждал не лезть к тебе…
Я задумалась, но отступать было некуда:
— У бывшего ничего не вышло. И он не выдержал.
— Почему?
— Слава… — закатила я глаза, — не выдерживают мужчины рядом со мной моих приступов…
— И много их было?
— Двое, — и я сжала губы, неуверенная, что хочу отвечать дальше.
— Я хочу выдержать, — вдруг серьезно заявил он.
Это все было похоже на какой-то сон. Я точно проснулась? Даже про головную боль забыла.
— Зачем это тебе? — усмехнулась, будто трезвея. С Багратовым все понятно — поэтому и кажется, что просто. Никаких надежд быть не может. Зато и не обожжешься…
— Ты правда хочешь, чтобы я подумал? — сократил он между нами расстояние до прежнего и неожиданно толкнул на спину, нависая сверху. — С тобой вообще все не так, Куваева. — Он будто пытался отрезвить себя неприязненной фамилией. — С самого первого дня. Я не встречаюсь с такими женщинами, не вожу их в Португалию знакомить с друзьями и не кормлю креветками с рук.
— Может и не надо? — глядела на него исподлобья.
— Надо, Кристина. Я давно ни в чем не был так уверен.
Мы помолчали, разглядывая лица друг друга.
— Вот так делать нельзя, — прошептала я, упираясь ладонями в его грудь. — Не ограничивай пространство, это меня пугает. Ты большой и сильный, я маленькая… начнется приступ.
— Хорошо, — и он с готовностью выпрямился на руках, усаживаясь рядом. — Что Дейв вчера сделал?
Я тоже поднялась и уселась, скрестив ноги.
— Он подошел со спины и начал играть прелюдию к сексу, — ответила с волнением, — полез в футболку и трусы.
А он красивый, когда в ярости. Если все, что говорит и делает, правда — я уже отмщена. Славе просто крышу рвануло от этого короткого описания, а усугубилось все тем, что рвануло тихо, без внешних проявлений. Почти.
— Дай угадаю — тот охранник делал то же самое, да? — сурово потребовал он.
Мы ходили по тонкому стеклу, отделяющему мои незаживающие раны. Вернее, ходила я. Багратов в него бился.
— Слава, я не могу! — вскричала. — Не надо так со мной разговаривать! Вспоминать то, что было, страшно!
— Хорошо-хорошо, — выдохнул он, поднимая руки в знак капитуляции. — Прости. Пожалуйста.
Мы помолчали некоторое время. Он сначала рассматривал меня, потом повернул голову к окну. Там только-только встало солнце, небо еще отдавало синевой, наполняясь плавным гулом очередного заходящего на посадку самолета.
— Да, тот охранник делал то же самое…
— Его хоть посадили? — живо вернулся он ко мне взглядом.
— Кажется, — пожала плечами. — Меня не водили на заседания — я лежала в больнице…
И снова это изумление в его глазах и страх напугать очередным вопросом, рвущимся с языка.
— У меня было поломано ребро, гематомы на лице, сотрясение… — объяснила на удивление спокойно. — Он пытался меня сначала напугать силой, потом вырубить.
Несмотря на солнце за окном, лицо Багратова потемнело. Он прикрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. А я просто смотрела на него, привычно отмечая — не качает головой, вообще ни одного движения не делает, чтобы облегчить принятие эмоций. И это не нравилось. Такие люди, которые вообще не делают лишних движений, все оборачивают в движения целенаправленные — действия. Слава именно этим сейчас и был занят. Но я промолчала.
— Хочешь тут позавтракать или пойдем вниз? — Его голос прозвучал совершенно обычно.
Я медленно вздохнула. Перед Марикой было стыдно — она думала, что работает с адекватной актрисой без заскоков, а получила кучу нервотрепки. Поэтому скрываться в комнате я считала глупым.
— Пойдем, — и я решительно откинула одеяло.
Что-то было не так. Или так? Может, все именно так, как нужно? Я смотрел ей в спину, пока она ступала босиком по деревянному полу коридора, залитого солнцем, и не мог оторвать взгляд от уязвимого изгиба — Кристина сжималась, шагая впереди и зная, что смотрю на нее. А я считал родинки у нее между лопаток — топик она надела без бретелек — и старался не чувствовать. Потому что, стоило погрузиться в суть ее рассказа, перед глазами стояла страшная картина: выродок, который ломает ребра маленькой бойкой пигалице, оказавшей сопротивление. Это даже пострашнее голодного Сашки. Это то, что в голове не уложится никогда. И я уже знал — если тварь жива, убью. Найду и заставлю стекло жрать…
Только в столовой спохватился, что забыл накинуть футболку, собрав все женские и не только взгляды.
— Кристина, привет, — вынырнула Марика из кухни с кофе. — Ну как ты?
На меня подчеркнуто не смотрела.
— Спасибо, хорошо, — сжалась та еще сильнее, и я обхватил ее за талию, притягивая осторожно к себе.
— Пойдем на террасу, сегодня тепло. А Слава тебе завтрак сделает. — Марика отстранила меня от Кристины, обнимая ее за плечи и повела к выходу.
— Что будете?