«Здесь»– вижу я надпись пальцем на пыльном полу и стрелочку под стеллаж. Если этот парень решил поиграть со мной, то толку в этом мало, я не собираюсь больше работать половой тряпкой для этой школы.

Ходить я сюда тоже больше не собираюсь. И под него я не полезу.

–Сара, – слышу я голос нашей библиотекарши. – Ты брала Горького? Он там валялся просто рядом с этими конфетками.

–Да, это мой Горький и мои конфетки.

–Держи. Там сломанный табурет лежит, кстати.

–Да, кто-то сломал его. Я брала крепкий дубовый стул, чтобы достать книгу.

–Я думала, это ты взяла табурет, не заметив стул.

–Нет-нет, что вы.

–А, ну и отлично. Не задерживайся тут. Сара. На улице начинается гроза.

Старушка уходит. Я медленно опускаюсь на колени и залезаю туда, куда указывает стрелка : «Она заставляет меня сжигать внутренний мир.»– написано там. Нацарапано там.

Погода идет на ухудшение, где-то вдалеке уже слышится визг стихии, направленные в сторону нашего города. Или она уже настигла его. В любом случае, легче от этого мне не становится, это только накаляет атмосферу мистерии.

Нет, мне не страшно, мне просто немного жутко. «Я Франсуа, я не болен. Я просто хочу быть любим». Кажется, я начинаю понимать этого парня. Я Сара, я не больна, я просто хочу быть любима. «Свободен каждый пусть будет, кто нуждается в свободе! Мне 10 лет и я нуждаюсь в ней», «Библия пришла к нам для Хаоса и Содомии, так сказала мать.», «Хочу выкинуть себя из окна, чтобы не быть ей.» – здесь сотни записей этого парня, каждая не похожа ни друг на друга ,ни на то, что писал это ребенок. «Я Франсуа, мне восемь лет и я ненавижу свою мать!». Я Сара, мне семнадцать и как я тебя понимаю.

Детская шизофрения это страшно. Все детские болезни это неправильно, дети не должны болеть. Кем была его мать, почему он ходил в обычную школу, кем была его мать, черт возьми? Кем была та женщина, которая не могла успокоить ребенка с диагнозом, не могла спасти его от одиночества. «Зачем ты бьешь меня, мама? Мне больше не больно.» -выцарапано под следующим стеллажом. Его мать была сукой, можете не отвечать. Она кричала на него, била. Злилась на его тупость и лупила его дорогими вонючими тапками по голове. Успокаивалась и проводила ритуал вновь. Не понимала и не принимала, расчехляла свою злость и кидала ему в лицо. Детское лицо.

Сара лежит на полу, сжимая в руке маленький фонарик и плачет. Слезы льются с обеих щёк, попадая в нос, она захлебывается в собственных выделениях. Она светит на надписи и не верит, что не одна она такая. Что есть ещё люди, которых не любят, ненавидят. Не из-за того, что они что-то сделали, отравили собаку или не помыли посуду, а за то, что они родились, появились на свет, выползли из тела матери. Она жалеет уже не Франсуа, а себя. Вспоминает своё детство и не верит, что ещё жива. Не понимает за что.

Для ребёнка родители-это целый мир. Родитель это тот, кто защитит тебя от невзгод, успокоит ,когда тебе грустно и скажет, что делать, когда ты запутался. Когда ты, родитель, кричишь на ребёнка, мир трещит по швам, ему некуда бежать, не к кому обратиться, негде спрятаться. То, что изначально должно быть ему опорой, фундаментом его жизни, стоит со сранным тапкой и шипит, шипит. Когда ты, родитель, бьешь своего ребёнка, мир рушится, его прекрасный мир взрывается, его больше не склеить, не сшить. Он больше не защищён, его талисман пропал, амулет разбился. Ребёнок становится маленьким социопатом, будущим наркоманом и алкоголиком, латентным убийцей. Тебе, родитель, очень повезёт, если после твоего тапка, ремня или старого собачьего поводка, он найдет утешение в книгах, а что, если нет? Что, если завтра ты откроешь глаза, выйдешь на свою светлую, как небо в белую ночь, кухню и обнаружишь своего любимого кота, которого ты не смел трогать, ведь он любимый Барсик, родной пушистик, по кускам. Лежащего на столе с яблоком во рту. Ты снова пойдёшь и отлупишь своего ребёнка? Тебе, родитель, повезёт ,если после этого он возьмёт в руки сигареты, а не нож. Тебе повезёт, если ты обнаружишь своего кота на кухне, а не кот тебя.

Она заглядывает под последний шкаф в этом ряду и теряет сознание. «Меня зовут Франсуа, мне 11 лет и я скоро умру».

Сара растеклась по полу, последним послышался лишь скверный крик, крик безысходности.

–Лишь бы с ней ничего не произошло – говорит взволнованный учитель географии, протирая очки в тонкой оправе – Я себе этого не прощу.

–Вы то тут причем, мой дорогой? – спрашивает библиотекарша, протирая голову Сары мокрой тряпкой.

–Вы не понимаете, какая она ценная ученица.

Эрик кривится после слов географа. Подносит к носу Сары ватку с нашатырным спиртом и та делает глубокий вдох.

–Сара! – вскрикивает учитель географии. – Вы очнулись! Кто-то сделал вам больно?

–У нее шок, не кричите. – шепчет ему библиотекарша. – Сейчас напугаете ее, а ей еще детей рожать.

–Извините, не хотел напугать ее репродуктивную систему.

–Кажется, – так же тихо продолжает пожилая женщина. – Она упала вот с той табуретки и ударилась головой.

–Вы, – сказала Сара, указывая пальцем на учителя географии с угловатым лицом. – Больше ни слова про мою репродуктивную систему. А вам, – она поворачивается на библиотекаршу, – вам я уже сказала, что упала со стула. Не с табурета. Я же не идиотка, в конце-то концов.