Когда женщина покинула кабинет, комендант недоумённо посмотрел на полковника СМЕРШа и очень осторожно спросил:

– Что за секретность, Иван Николаевич?

Жогов поднял на него глаза, которые, казалось, готовы были испепелить Суворова.

– Жалобы сыпятся на тебя со всех сторон, Александр Михайлович, – жёстко заявил он. – Говорят, что ты притесняешь местных…

– Что?.. Да вы что, Иван Николаевич?! – округлились глаза у коменданта. – Это кто же мог такое сказать? Эрих Крамер, что ли?.. Так я всё по уставу…

– И без него есть кому сказать, – отрезал полковник, не дав ему договорить.

– Да вы бы объяснили, в чём моя вина!

– Твоей вины, Александр Михайлович, хватит на то… когда ты потакал солдатам из хозяйственного взвода обделять продовольствием заключённых филпункта, – этого вполне достаточно, чтобы тебя отправить вместе с ними одним этапом и в одном вагоне!.. – не меняя тона, сказал Жогов. – Или я не прав?!

Суворов виновато опустил голову и уставился в пол.

– Ну, да ладно, – внезапно смягчил интонацию полковник. – Если вы мне поможете в одном деле, то я обещаю всё забыть.

Суворов оживился.

– Да, Иван Николаевич, я вас слушаю, – с готовностью сказал он.

– В первую очередь, впиши Эриха Крамера в транзитный конвой почтовым курьером, – распорядился Жогов. – Там два его племянника…

– Я знаю!.. Сделаю!.. – покорно кивнул головой комендант.

– Не всё знаешь, Александр Михайлович: выдай ему путевой лист, в котором укажешь, что он находится на полном довольствии конвоя и имеет статус неприкосновенности.

Суворов отреагировал жестом, что и это указание полковника СМЕРШа будет выполнено.

– Теперь второе, – продолжал Жогов. – Из тех провинившихся солдат хозвзвода, уличённых в мародёрстве, выбери наиболее надёжного и обещай ему, что освободишь его от трибунала, если он беспрекословно выполнит одно задание…

– Я, пожалуй, не смогу один договориться с военной прокуратурой, – нерешительно и осторожно вставил реплику Суворов. – «Дела» на них заведены по вашим рапортам.

– Разумеется, я не останусь в стороне и обо всём договорюсь, – поспешил успокоить его Жогов. – Можете быть спокойны!

– Так… А что за указание он должен выполнить?

Воцарилась пауза. Полковник сверлил коменданта своим проницательным взглядом, затем мрачно произнёс:

– Убить остальных многодетных женщин, содержащихся в камерах филпункта.

На Суворова эта фраза произвела эффект разорвавшейся у него за пазухой бомбы: по его телу, словно взрывная волна, прошла судорога, и он застыл на месте в немом оцепенении.

– Да, да, Александр Михайлович, вы не ослышались, – спокойным ледяным тоном проговорил Жогов. – Он должен расстрелять всех женщин, а мы, в свою очередь, оформим их кончину как самоубийство. А так же…

– А как же их дети? – вырвалось у коменданта. – Вы же сами при первом обходе выговаривали нам… А теперь?.. Теперь что?.. Они без матерей…

– Успокойтесь, Александр Михайлович! – обрушил всю мощь своего голоса на коменданта офицер СМЕРШа. – И дайте мне договорить…

Суворов, не ожидавший такого сурового выпада полковника, стих.

– Их детей мы оформим «мёртвыми душами», – стараясь придать голосу ровный тон, – продолжил полковник. – Объясняю, что это такое: в документах, которые мы оформим для отправки в Россию, укажем, что матери, прежде чем покончить с собой, убили своих детей… На самом же деле мы их передадим под опеку местным антифашистам. Они сейчас открывают дом-приют для всех детей, побывавших в Майценехе и после освобождения оставшихся здесь же, в Плаубурге. К сожалению, многие из таких малолетних узников концлагеря даже не знают, откуда они и из какой страны их сюда привезли, – с болью в душе проговорил Жогов. – Теперь, надеюсь, вам понятно, что именно таким образом мы сможем спасти содержащихся здесь детей от неминуемой гибели у нас на Родине? Там они все обречены и другого выхода, к сожалению, у нас нет… Вы не глупый человек и понимаете, что смерть их матерей будет оправдана их жизнями. Вы сами видели, что написала кровью на стене та женщина, покончившая с собой сегодня ночью. Для всех них это означает одно: смыть с себя позор предательства и тем самым дать своим детям жизнь…

– С крови начинаете, – судорожно выдохнул Суворов.

– А я разведчик! – холодным тоном ответил полковник. – И моя работа – это холодный рассудок и последовательная логика, и мы всегда действуем по принципу спасения большинства малой кровью! А если говорить по большому счёту, то вы, товарищ комендант, не хуже меня знаете, что наша Священная война велась для того, чтобы спасти нашу Великую страну и народы Европы от гитлеровской чумы!.. И, между прочим, для этого была пролита кровь, – угрюмо закончил он.

Суворов опустил глаза и задумался.

– А как же быть с врачами, которые должны засвидетельствовать смерть детей? – наконец вышел он из раздумья. – Да и много других свидетелей фальсификации будет…

– А что?.. Неужели все безгрешны? – ядовито усмехнулся Жогов. – Если, я думаю, хорошенько покопаться, то у каждого за душой отыщется какой-нибудь грешок! А кому захочется связываться с человеком из СМЕРШа? А?

– Так, значит, никаких жалоб на меня не поступало, – догадался комендант и, испугавшись собственной реплики, изобразил на лице слабое подобие улыбки. – Так надо было прямо и говорить, Иван Николаевич, а не подходить издалека…