– Транспорт будет.

Часа через полтора во двор вкатился армейский ГАЗ-66 и дал два сигнала клаксоном. Завидев нас с Точкиным, выходящих из подъезда, наружу из кабины неловко выбрался мужчина в форме десантника.

– Андрей… Анатольевич. – Прибавил он, протягивая ладонь. Рукопожатие было крепким. На вид Любимов был ровесником Точкина, то есть вряд ли намного старше тридцати, однако выбивавшийся из-под берета ежик темных волос заметно отблескивал серебром. На погонах тускло сверкали по четыре капитанские звездочки.

К транспорту прилагался поисковый отряд. В крытом кузове на деревянных скамейках сидело человек пятнадцать солдат в таких же, как у капитана, голубых беретах. Под брезентом было темно и страшно трясло. Когда до всех дошло, что дорогу смогу показать только я, меня пересадили в кабину.

С бабушкой и Ниной Сергеевной мы ездили в одно и то же место километрах в 50 от Пскова – глухое и почти не посещаемое городскими. Покойный муж соседки знал о нем только потому, что сам был родом из Спасовщины – деревни в тамошних окрестностях. Ориентироваться на ночной трассе было нелегко, и я едва успел заметить съезд за крохотной речкой Лочкиной.

Красная “копейка” обнаружилась скоро на обочине лесной дороги. Машина была закрыта, внутри – никого. Руководить поисками взялся сам Андрей Анатольевич, и с ним молодой парень по имени то ли Валерий, то ли Виталий. Он был командир взвода, который предприимчивый Любимов одолжил у знакомого майора.

Пока десантники, вооруженные армейскими фонариками, прочесывали ночной бор, умудряясь, даже рассеявшись между деревьями, кричать “Ау!” в унисон, Точкин настоял на том, чтобы поискать “непосредственно там, где грибы”.

Минуя черничники, где не растут даже поганыши, мы двинулись к бывшей звероферме. Концентрация грибов в этих развалинах была больше, чем где бы то ни было. Ночью здесь так же остро ощущалась повышенная концентрация застарелой смерти. Луч фонаря, общего на двоих, выхватывал из черноты ряды узких клеток и деревянные сооружения, одно из которых напоминало миниатюрную лагерную вышку.

Мы тщетно бродили вдоль и поперек, аукали до хрипоты и обыскали, наверное, каждый метр поверхности, но никого и ничего не нашли. По пути назад мне почудился трупный запах. Сперва я списал это на мрачность места и общее свое истерическое состояние, но тут голос подал Точкин:

– Земля воняет.

Мы оба принюхались: скотомогильник! От Нины Сергеевны я слышал о территории неподалеку от фермы, где закапывают павший скот, и о том, как от вони человек там запросто может потерять сознание, но сам сюда не попадал ни разу, из чего и сделал закономерный вывод, что мы сбились с пути.

Спасатели, случись такое, рекомендуют оставаться на месте и ждать подмоги. Но в ходе поисковой операции потеряться самим было как-то неловко, и мы продолжали потихоньку плутать по густеющему с каждым шагом лесу, пока не ввалились в совсем уж непролазный бурелом. Под ногами чавкало болото.

– Заблудились! – в досаде воскликнул Точкин, всплеснув руками, в одной из которых держал фонарь. Раздался тупой удар и звон осыпающегося стекла. Мир вокруг погрузился во мрак. – Теперь еще и без света, – добавил он горько и тут же принялся исправлять положение. С третьей попытки ему удалось влезть на несколько метров на тонкую сосну и разглядеть огоньки вдалеке.

До десантников мы добрались почти на ощупь, и только луна, кстати выглянувшая из-за облака, уберегла нас от переломов. На подходе я поймал себя на том, что не слышу ничего, кроме тишины, давящей на пульсирующие от тяжелой ходьбы виски.

Операция была завершена. Что больше мне не увидеть бабушку живой, я прочел по мелькнувшему в желтом луче лицу капитана Любимова. Возникшее в этот миг ощущение было таким, будто в левой части груди у меня кто-то пробил дупло, и в него задувает ледяной ветер.

На следующий день из города Острова приехала тетя Зина. С бабушкой они были словно сестры, и какие-то малознакомые даже искренне изумилась, обнаружив их неродство. В конце девяностых, благодаря тети Зининым связям, бабушке подвернулась работа с жильем в областном центре, и мы переехали. В первый класс я пошел уже в Пскове, хотя дошкольное детство мое прошло в островской квартире без удобств. Каждое воскресенье мы ходили к тете Зине, как это называлось, в баню. Ее муж дядя Леша регулярно заезжал в гости: наносить дров и набрать воды с колонки. Сами они обитали на Семи Ветрах – новом районе, построенном в чистом поле перед рекой Великой. С нашей Калинина мы добирались пешком по висячим мостам – через тот самый остров, что дал название городу.

До самой ночи тетя Зина перебирала гардероб и никак не могла найти какого-то бордового с блестками платья, в котором бабушка была у нее на юбилее, и именно его она непременно хотела отдать в похоронное агентство. Перерыв обе комнаты вверх дном и ничего не найдя, мы легли спать.

Утром в неприличную рань в дверь позвонила, разглядев свет в окне, незнакомая красивая женщина. Она оказалась дочерью Нины Сергеевны. Тетя Зина предложила ей чаю, но гостья отказалась и, вместо этого, принялась расспрашивать меня обо всем, пытаясь хоть как-то уместить в сознание случившееся. Пока сидели в гостиной и плакали, я пропустил первую пару. Останки матери дочь забрала с собой в Москву.