— Я надеялся, что ваша кузина окажет мне честь потанцевать со мной, Николас, — небрежно заметил Доминик. — Бьюсь об заклад, она уже помолвлена.

Николас бросил на него свирепый взгляд. Он все еще не знал, что произошло между его кузиной и капером в ту апрельскую ночь, но, насколько ему было известно, больше они не встречались. Во всяком случае, если они оказывались в одном помещении, Женевьева всячески избегала Доминика.

— Нет, она не помолвлена, — сказала Элен, нервно теребя свой ридикюль. — Уверена, что Женевьева скоро вернется сюда.

— Тогда, надеюсь, я буду иметь это удовольствие. — Легкий поклон, и Доминик отправился на поиски Женевьевы.

В интимном уединении на Рэмпарт-стрит Женевьева не делала секрета из того, что, вкусив дух свободы и приключений, стала находить прежнюю жизнь невыносимо тоскливой, но сегодня Доминик впервые увидел, как подобное настроение отражается на ее поведении в обществе. И в полной мере разделял опасения Элен. Если такое вопиющее пренебрежение условностями будет продолжаться, Женевьева Латур скоро станет в свете изгоем. А поскольку Делакруа так или иначе ответствен за то, что подобающий образ жизни стал Женевьеве в тягость, значит, он обязан убедить ее примириться с неизбежным. «Ив конце концов она смирится, — не сомневался он. — Сейчас просто еще слишком свежи воспоминания о „Танцовщице“…"

Доминик заметил, как легко узнаваемая фигурка в изысканном платье из розовой кисеи на белой атласной подкладке мелькнула и скрылась, взбежав по широкой закругленной лестнице главного зала. Там, наверху, наверняка можно будет найти укромную комнату, и Доминик последовал за Женевьевой ленивой, небрежной походкой, однако достиг верхней площадки лишь на несколько секунд позже, чем она. Вместо того чтобы пройти в комнату, где дамы могли расслабиться и отдохнуть после бурных танцев, Женевьева направилась прямо к двери, ведущей на верхнюю террасу позади дома. Делакруа недовольно поджал губы.

Он позвал ее строгим голосом, и Женевьева, уже взявшись за ручку двери, остановилась как вкопанная.

— Нельзя сбегать с бала подобным образом.

— Я не могу там находиться больше ни минуты! — Ее прозрачное кисейное платье и порхающие движения напомнили ему бабочку на листке дерева.

— Ты снова ведешь себя как капризное дитя, — сурово отчитывал капер. — Ты была недопустимо груба с молодым Дюфуром и огорчила мачеху. Когда тебя никто не видит, можешь беситься как угодно, но на людях так вести себя нельзя.

— А почему ты можешь демонстрировать им свое презрение, а я нет? — Женевьева едва сдерживала ярость. — Ты не делаешь секрета из того, что презираешь их всех, и даже получаешь некоторое удовольствие от этого… цирка! Так почему я должна лицемерить?

— Не будь наивной, фея. Ты прекрасно понимаешь, почему ты должна это делать, а я — нет. Это, конечно, несправедливо, но так устроен мир. А теперь пойдем вниз и потанцуем.

Она медленно повернулась к нему — легкое платье вспорхнуло вокруг ее тонкой талии. Горестная улыбка мелькнула в тигриных глазах.

— Я сделаю это, но только потому, что это разозлит кэпа. — Доминика это рассмешило, а она продолжила с неожиданно искренним страданием:

— Мы так похожи, почему же ты не можешь понять, что я чувствую?

— Я понимаю, — ласково ответил он. — Понимаю, потому что и сам чувствовал бы то же самое. Но существуют реальные обстоятельства, с которыми мы вынуждены считаться, Женевьева. Первое и главное из них состоит в том, что ты — женщина.

— Первое и последнее, — горько согласилась она. — Этим все сказано, так ведь?

— Боюсь, что так, — подтвердил Доминик. — Сними-ка с себя эту бунтарскую маску, дитя мое, и начинай действовать. Мы пойдем танцевать, и ты будешь улыбаться, вести оживленную беседу сначала со мной, потом с любым другим, кто станет добиваться твоего внимания. Я не нахожу капризных девочек ни в малейшей степени привлекательными и, разумеется, не собираюсь ложиться с ними в постель.

— Это угроза или подкуп? — игриво поинтересовалась Женевьева, кладя руку на его затянутый в серый атлас локоть.

— Ну, если это и угроза, то надеюсь, что мне не придется привести ее в исполнение, — пояснил Делакруа с усмешкой, на которую она моментально откликнулась радостной улыбкой. — Вот это уже лучше, — одобрил Доминик. — Так держать!

К великой радости Элен, Женевьева снова появилась в зале, видимо, напрочь позабыв о приступе скуки, и до конца бала вела себя безупречно. Но, будучи неглупой женщиной, Элен не могла не почувствовать, что веселая флиртующая прелестница в любой момент может снова превратиться в унылую недотрогу. К счастью, больше никто не заметил, как обманчиво и ненадежно веселье младшей Латур.