– Возможно.
– Доминик неопределенно пожал плечами.
– Но вероятно также, что здесь есть и еще кое-что.
– Он пил кофе, тщательно подыскивая слова. Поэтому я хочу, чтобы ты все время была у меня на глазах, пока они здесь.

– Но почему?
– снова спросила Женевьева.
– Какое отношение это может иметь ко мне? Дела с ними давно закончены.
– Отправив в рот кусочек консервированного абрикоса, она смотрела на Доминика с абсолютно невинным видом.

Доминик вздохнул. Ее изощренность в определенных делах и бесстрашие, с каким она встречала все неожиданности, заставила его забыть, что Женевьева еще очень юна, воспитана в строгих креольских традициях и только недавно выпорхнула из-под надежного укрытия широкого латурского зонтика, а посему не лишена наивного простодушия, которое в данном случае может оказаться опасным.

– Ты, конечно, можешь так думать, моя дорогая, но ставлю десять против одного, что эти джентльмены так не думают. Мужчины обычно не прощают, когда из них делают дураков, особенно девушки с неожиданным талантом к карточной игре.

По глазам было видно, что она начинает понимать. Быть может, Женевьева и простодушна, но в сообразительности ей отказать нельзя.

– Ты думаешь, они хотят отомстить?
– задумчиво спросила она, вспомнив с внезапной ясностью то утро незадолго до бала у Полански, когда те четверо явились в ее гостиную и у нее возникло отчетливое чувство опасности.

Тогда Женевьева подумала, что, подбадривая друг друга, они, быть может, просто хотели отыграться, но вечером, после ужасной сцены на балу, мужчины ясно дали понять, что не собираются складывать оружие. Однако Женевьева считала, что с отъездом из Вены вся эта неприятная история осталась позади.

– С уверенностью ничего сказать нельзя. Быть может, их присутствие здесь и не имеет к тебе никакого отношения. Но пока я не смогу убедиться в этом, ты будешь вести себя немного осторожнее, чем обычно, хорошо?
– Он улыбнулся, но глаза его смотрели пристально и серьезно.

– Не могу представить, что они могут сделать мне в нынешних обстоятельствах, - упрямствовала Женевьева.
– Мы же находимся в самом центре целой армии.

– И тем не менее...
– Он поднял брови.

– Тем не менее я буду следовать за тобой как тень, - рассмеялась Женевьева.
– Пока не прибудем в Париж.

И она держала слово на протяжении всего триумфального шествия в Париж, в ходе которого бастионы обороны Бурбонов сдавались один за другим. Когда Наполеон вступил в Фонтенбло, оказалось, что Людовик, уже покинул столицу, которая горячо приветствовала возвращение императора.

В Фонтенбло исчезли и четверо преследователей четы Делакруа. Сайлас, впрочем, вовсе не почувствовал от этого облегчения, напротив, очень встревожился:

– Если я могу их видеть, месье, мне спокойнее, - озабоченно сказал слуга, когда они въезжали в Париж через южные ворота.

– Может быть, мы напрасно беспокоились?
– Доминик бросил Взгляд на Женевьеву.

Она пребывала в состоянии радостного возбуждения, предвкушая встречу с городом, который многие креолы считали своей духовной родиной.

– Если в их задачу входило наблюдать за продвижением Наполеона и за приемом, который ему оказывают, то здесь их обязанности заканчиваются. Союзникам не нужны шпионы, чтобы докладывать о торжественном въезде в Париж это событие публичное.

– Возможно, они отложили свою затею до Парижа, - пробормотал Сайлас.
– В большом городе, где все расползаются, ее осуществить легче.

– Что легче осуществить?
– нетерпеливо спросила Женевьева.
– Я думаю, вы делаете из мухи слона, Сайлас. Я их даже ни разу за все путешествие не видела. А ты, Доминик?

– Мне не нужно их видеть самому, если Сайлас говорит, что они здесь, резко оборвал ее Доминик.

Женевьева закусила губу и, виновато покраснев, улыбнулась молчаливому матросу:

– Я ни в коем случае не сомневаюсь в словах Сайласа. Но вы, по-моему, придаете этому слишком большое значение. Что, вы полагаете, они могут сделать?

– Если бы я это знал, мадемуазель, я бы не волновался, - ответил Сайлас довольно резко.
– Но я знаю, что на городских улицах порой гораздо опаснее, и если вы будете, как всегда, бездумно слоняться по ним, неизвестно что может случиться.

– А я не собираюсь сидеть в какой-нибудь душной гостинице и бить баклуши только потому, что у вас слишком буйное воображение, - вспылила Женевьева, возмущенная ворчливым упреком, которого не заслуживала: ведь всю дорогу вела себя примерно.

Пришпорив коня, она помчалась рысью, обогнав своих сопровождающих.

Доминик не знал, кого из них двоих - Сайласа или Женевьеву - утихомиривать первым. Но пока он колебался, Сайлас снова невозмутимо сказал:

– Лучше, если я буду все же смотреть в оба, месье.