— Иван Парфенович, не хотели бы вы остаться на службе у Негуса. Менелик, кроме княжеского и младшего дворянского звания баляге, ввел с сегодняшнего дня промежуточные дворянские титулы барона и графа, по типу европейских. Я бы мог похлопотать для вас о баронском титуле, стали бы абиссинским бароном, а то, если повезет и графское достоинство выбить можно. Будете графом абиссинским, а уж генеральский чин для вас не за горами. Деньги тут водятся… Выделю вам поместье, хоть здесь, в Асмэре, соседями будем, или еще где понравится, тут говорят апельсиновые рощи недалеко. Как, Иван Парфенович, решитесь?

— Александр Павлович, спасибо, вижу, что вы искренне это говорите, но я бы хотел поступить в Николаевскую Академию, стать офицером Главного Штаба.

— Понимаю, из вас дельный штабист получится, карту вы читаете и нанести кроки можете, то есть, топографии сами кого поучите, в бою храбрости не занимать, но у вас храбрость умная, а это дорогого стоит. Грамотные офицеры России нужны, вот откуда потом глупые генералы берутся? Даже графом не хотите, а, ваше эфиопское сиятельство!

— Нет уж, увольте от эфиопских сиятельств, тут тоже глупых генералов хватает и, как бы не больше их, чем в России.

— Ну, как знаете, подумайте, вместе с вами мы здесь такого наворотим, даже, по большому счету штабисту Букину это не снилось, что то я его в бою не видел, как вас, кабинетный он офицер, а вот уже эфиопский генерал-майор и от Негуса графский титул точно получит. Да, вот что, отвезите завтра на продукты Нечипоренко триста золотых лобанчиков, да тысячу талеров, скажите я велел, а то их кормить забывают. Распишетесь в получении, а потом пусть есаул при вас распишется в приходе и передаст бумагу Титову для отчета.

Потом я пошел к себе, сказав Стрельцову, чтобы пригласил ко мне Артамонова. И тут мы услышали выстрелы в саду, сначала один, потом и второй. Выскочили казаки с оружием, побежали, разделившись на две команды, в сад, огибая главное здание справа и слева. Мы присоединились к той команде, где было на одного казака меньше. В саду метрах в пятидесяти от дома лежал человек в потрепанной итальянской офицерской форме, точно между лопаток у него было пулевое отверстие. Перевернули, — еще молодой совсем человек с аристократическим лицом, даже в плену следил за собой: чисто выбрит, мундир заштопан и относительно чистый, сапоги начищены, хотя подметка отвалилась.

Рядом нашли морской кортик — откуда он у пехотного капитана, неужто у морячков-«отказников» одолжил? А ведь я после бунта в Мэкеле велел офицерам сдать оставленное им холодное оружие, но многие сказали, что впопыхах, спасаясь, его не взяли и сдавать им нечего. В кармане кителя документы на капитана Орельяно, в нагрудном — портмоне с какими-то деньгами и фотографией девушки, а также ключи. Но не ключи от дома, постой, а не ключи ли это от сейфов генерала!? Рисунок бородки ключа знакомый, только что я такую щель в дверке видел… Взял попробовать, подобрать. Велел убрать труп, а утром отвезем капитана в лагерь на опознание. Тут же, в сбежавшейся толпе, с фонарем стоял мой денщик Артамонов, он и помог найти кортик.

— Отойдем в сторону Иван Ефремович, — я взял старика под локоть, — прежде всего, поздравляю вас с «Егорием».

— Спасибо, Александр Палыч, только вроде не заслужил я, всего-то раз в бою за эту экспедицию был.

— Ладно, дорогой мой, зато много где был, да награда обошла. Что ты думаешь делать после того, как все закончится — в Россию вернешься или при мне останешься и служить дворецким станешь. Да, собственно, ты им и служишь, но после подписания мира можешь уйти со службы негуса и уехать домой.

— Да я уже говорил вам, ваше превосходительство, что дома меня никто не ждет, кроме старости на съемной квартире и маленького пенсиона. Я бы с вами остался.

— Спасибо, Иван Ефремович! — настоящий верный друг ты мне. — Получишь грамоту на эфиопское дворянство, могу даже землю тебе дать и денег на собственный дом. А то женись, вон как я, на абиссинке, правда, хорошеньких принцесс больше нет, остались страшненькие.

— Да ладно вам шутить, Александр Палыч, буду с вами до смерти и служить буду не за страх, а за совесть, да и дворянство мне это ни к чему, я политесов дворянских не знаю.

— Ефремыч, какие политесы, ты тут на фоне эфиопов как профессор какой, у них даже генералы на пальцах считают. Да, кстати, по поводу счета, что там у меня денег осталось? Мне в дорогу надо будет взять золотишка.

— Александр Палыч, я только местным слугам по малому золотому заплатил за месяц, а продукты, фураж, те Титов закупает, из отрядных сумм. Но он за каждый талер с местными собачится, экономит, но питаемся мы хорошо, просто поначалу с нас купцы лишку собирались брать, ну так Титов ихних купцов хитрее и торгуется лучше, мол, не хочешь, я у твоего соседа возьму — вон у него бараны какие, не твоим ровня, а продает дешевле. Потом нам от Мэконнына часто всякую живность и бананы с финиками привозят. Тут вон рас приехал, тесть ваш, так сразу телегу «пельцынов»[1] сладких привезли, да винограду разного.