Шрифт:
Эти глаза не дают спокойно жить, цвет которых так же не постоянен, как и их хозяйка. От почти чёрного, когда злится, до цвета мягкой карамели, когда до её оргазма остаются секунды. Болезненное покалывание в штанах намекнуло, что последнее воспоминание явно не к месту — в очереди на кассу.
В аэропорт прибыл заранее, надеясь перехватить девушку до регистрации. Раздражало то, что входа было два, а я не знал, через какой именно Амарена решит отправиться в путешествие. Надо было, конечно, помощников прихватить, но это было личное, что не хотелось демонстрировать другим.
Время шло, я курсировал между входами, но Вишенки так и не было. Решил подождать ещё двадцать минут и звонить хорошему знакомому, чтобы пробил пассажиров моего рейса, прошедших регистрацию.
А потом я увидел её. Ами было легко отличить от толпы по её модельному росту и тёплому свитеру, в который девушка была одета, несмотря на плюс двадцать пять в тени. Мои любимые глаза были надёжно спрятаны за черными стёклами солнцезащитных очков, которые она не стала снимать даже в помещении.
Она уверенно шагала к стойке регистрации, катя за собой огромный кожаный чемодан кремового цвета, как и говорила её мать.
Настал момент икс, и я нервно сглотнул. Бля, проще пойти и кого-то прикончить, чем сейчас подойти к этой женщине.
Господи, Сокольский, ты не мужик — ты нервная хлопчатобумажная тряпка!
— Привет!
Я подошёл к ней сбоку и незаметно, чтобы не сбежала.
Амарена дернулась в сторону, чуть ли не отпустив ручку чемодана.
— Ник? — удивлённо прохрипела она, переставая пятиться. — Привет.
Её голос стал ещё хуже. Могу поспорить, что врача эта заноза не посетила.
— Улетаешь?
Чёрт, мне должны дать Оскар за самый тупой вопрос!
— Ага. Планирую, — тем не менее она ответила.
Мне мешали стёкла её очков, где я видел лишь своё тупое отражение.
— Можно?! — приближая руку к аксессуару, спросил у девушки.
Она поморщила нос, но согласно кивнула.
Аккуратно поднял очки наверх. Ами прищурилась от света и отвела в сторону воспалённые глаза.
— Ты всё-таки заболела! — констатировал я очевидное.
— Немного. Это пройдет, как только я вернусь домой. Наверное, мне тут не климат.
— Поэтому сбегаешь?
— Поэтому улетаю. От части из-за этого, — поправила меня Амато, изучая парочку, что спорила с девушкой за стойкой.
Именно поэтому очередь регистрации не двигалась.
— А если я попрошу остаться?!
Ами даже голову в мою сторону повернула.
— А зачем!? Хочешь предъявить мне обвинения лично?!
Выходит, я её обидел.
— Нет. Я никогда не верил в ту глупость насчёт твоих махинаций с клиентами.
— Ну, да! — согласилась Амато, но мне явно не поверила.
— Ами, я просто растерялся и не так выразился. Знаешь, после секса, о котором мечтал пару месяцев, сложно сохранить ясность мысли.
Женщина, стоящая перед нами, после моего признания окинула нас недовольным взглядом.
— Давай отойдём в сторонку, пока меня не закидали тухлыми яйцами.
Я потянул девушку за локоть, но она не сдвинулась с места.
— Сокольский, скромняшка ты наша, не надо отходить! Ты просто сам уходи и всё! У меня, меньше чем через час, вылет, а у тебя дела ещё, по всей видимости, — указывая взглядом на подарочный пакет.
Хрень! Я уже забыл про него!
— А это для тебя, — признался я, протягивая подарок девушке.
Амато забрала пакет осторожно, словно не веря.
— Уверен?! — съехидничала она, заглядывая вовнутрь.
— Ами, перестань, пожалуйста! Просто ты кусаешься, мне даже некогда вручить подарок.
— Да-да! Я такая плохая, совсем замучила святого Ника. Так и иди тогда… куда подальше! — гневно возмутилась она, бросая ручку своего багажа.
Вишенка взмахнула рукой, чтобы водрузить очки на нос, но я перехватил горячую ладонь.
— Я бы хотел пойти, но ты не позволяешь! И не смей прятать от меня глаза. Они, в отличие от твоих губ, никогда не лгут.
Я сделал шаг к ней, чтобы можно было говорить громким шёпотом. Монотонный шум провожающих и улетающих на фоне объявления посадок жутко мешал.
Амарена отвернула голову в сторону, заставляя лицезреть её маленькое ушко и щеку.
— Давно стал таким внимательным?! Вполне возможно, что мои глаза тоже врут. Просто ты это ещё не понял.
Хриплость её голоса мешала прочувствовать интонации, но обида звенела в каждом слове.