Войска нашего фронта, форсировав Северский Донец восточнее Луганска, прочно захватили на правом берегу плацдарм. Рассекающее фашистский фронт наступление угрожало уничтожением донбасской группировки гитлеровцев. В эту группировку вошли и войска Манштейна, впопыхах даже не сменившие названия "Дон": времени для переформирования этой группы у противника не было. Теперь это звучало нелепо. Ставка фюрера бросила на подмогу ей отборные дивизии головорезов СС: "Викинг", "Великая Германия", "Райх", "Адольф Гитлер", "Мертвая голова".

Без передышки, с ходу наши войска наращивали мощь своих ударов. И на наш 39-й полк всей тяжестью легла напряженная боевая работа.

29 января наступательный удар был нацелен в направлении на Балаклею. Подвижная группа войск Юго-Западного фронта развивала стремительный прорыв на Красноармейское с целью перерезать пути отхода гитлеровцев из Донбасса, в то время как 1-я гвардейская армия наносила главный фронтальный удар из района Старобельска на Красный Лиман.

Бомбами, бортовым оружием и смелым разведывательным поиском содействовали наступлению и летчики 39-го авиаполка. Сотни самолето-вылетов, не прекращающихся все светлое время зимнего дня. Именно в это время совершил подвиг командир эскадрильи капитан И. Утюскин. Он мужественно направил самолет на узел зенитной обороны гитлеровцев в Черткове и погасил его огонь. Утюскин погиб. Его судьбу разделил и флаг-штурман полка капитан С. Рябиков коммунист, большой специалист и железной воли офицер.

Теперь весь летно-подъемный и технический состав полка значительно подтянулся. В огне ожесточенных схваток сгорали остатки расхлябанности, распущенности, недисциплинированности. Младший лейтенант Глыга стал неузнаваем. Отличная выучка, точность действий, изящество полета, мужество атак раскрылись в этом летчике отчетливо и ясно.

В штабной землянке была тишина. Замполит Сысоев стоял у карты и о чем-то думал. Только сейчас остро ощутил я, насколько прочно вошел в нашу полковую жизнь этот коммунист. Он прекрасно знал свою работу, любил ее. Любой случай, способный воздействовать на души людей, будить в них мужество, использовал он жадно и чутко.

Майор - настоящий инженер человеческих душ. Перемены в душе Вани Глыги - и сысоевская заслуга. Он искусно воздействовал на весь полковой коллектив. Я ни разу не говорил с ним об этом: мы и так хорошо понимали друг друга. Партийная и комсомольская организации работали четко.

Люди подтянулись. Дисциплина в полку стала значительно лучше. Полная боевая готовность. Слаженность и мужество в бою. Сегодня, например, отличился экипаж командира эскадрильи К. Смирнова.

Еще минуту назад самолет удачно преодолел зенитный барьер, и бомбы, посланные твердой рукой штурмана, легли прямо в цель. Но не успели еще выйти из пикирования, как машину разом атаковало звено "мессершмиттов". Пилот ввел машину в правый вираж, и сразу же стрелок послал меткую очередь в лоб атакующему истребителю противника. "Мессершмитт" вспыхнул и, перевернувшись, рухнул на землю. На какое-то мгновение у противника произошла заминка. Для экипажа Смирнова этого было достаточно: закончен маневр, набраны высота и нужная скорость.

Но не тут-то было! Новая атака. "Петляков-2" вздрогнул. На фюзеляже и крыле - следы первых пробоин. От резкого сброса скорости машина вибрирует, падает тяга. С левого плеча стрелка В. Шамеева стекает ручьем кровь. Но все еще ожесточенно рассыпает трассы его пулемет. Тройка "мессершмиттов" отброшена, но и самолет Смирнова изранен.

Вынужденная посадка на своей территории. Через час летчик просит:

– Дайте техников. К вечеру поднимем машину, сменим винты. Завтра снова будем готовы к бою...

Такая воля воспитывалась в полку кропотливой работой партийной и комсомольской организаций. Делалось это без каких бы то ни было скидок на боевое напряжение - вернее, исходя из требований этого напряжения. Партийные собрания в те дни проходили, как обычно: по-деловому говорили на них о передовиках боевой и политической подготовки, .раздавалась нелицеприятная, непримиримая к недостаткам острая большевистская критика.

Помню одно из внешне совсем обычных комсомольских собраний, проведенных майором Н. Сысоевым в необычно трудных условиях битвы за Донбасс. Под огнем критики - летчик Петр Журавлев, парень, склонный к воздушному лихачеству.

Председательствует сержант Григорий Хуторов. У этого парня, прожившего на свете чуть больше двадцати лет, есть на то все права. Он не только комсомольский активист, но и боевой командир лучшего звена. Не офицер, а наилучшим образом командует тремя экипажами, 17 января его звено, выйдя на Ново-Россошь, обнаружило, что противник сменил место дислокации. Сержант решил во что бы то ни стало найти врага и разбомбить его. Гитлеровцев увидели в Беловодске. С крутого пике звено сержанта уничтожило 4 орудия, до 20 автомашин и рассеяло роту фашистских солдат...

Воспоминание прерывает речь Н. Сысоева:

– Появившись над полосой в самый разгар стартов, Журавлев бросил машину на посадку чуть ли не у самого "Т". Точностью, видите ли, удивить нас захотел, да и раскатился на снежную целину так, что едва самолет не скапотировал. Кому нужно это ухарство? Машины и людей беречь надо для боя, а рисковать дома, в тылу,- это преступление.

Майор не стал вдаваться в подробности. Он сошел с трибуны, сел рядом с Хуторовым - ждал, что скажет виновник. Журавлев молчал. Наконец, красный и насупившийся, встал. Глаза его встретились с хуторовскимн, и он вновь опустил их: трудно выдержать взгляд товарища, знающего твою неправоту. Ничего не сказав, Петр помотал головой, сердито отмахнулся от Кости Ботова - своего штурмана, нетерпеливо подталкивающего командира в бок, и снова сел.