Вдвоем с замполитом Сысоевым сквозь дым и гарь бросаемся на КП. Отсюда отчетливо видно: количество трасс утроилось-это ведут заградительный огонь с самолетных стоянок стрелки-радисты. Техсостав, только что подошедший к летному лолю, бросается прямо в дымовую стену, к более всего пораженным самолетам. Мелькают фигуры инженера полка Чугая и начальника штаба Громова.

Над нашими головами 18 фашистских самолетов перестраиваются для новой атаки. Первая группа уже сваливается в крутое пике. От моторного гула отделяется злобное постукивание, и к огневым точкам, расположенным вблизи КП, поползли разноцветные крапины трасс, Навстречу им - еще более ожесточенный всплеск огня. Ведущий "мессер", не выдержав, взмывает вверх, но тут трасса с земли достает его левый мотор. Задымив, теряя высоту, вражеский бомбардировщик скрывается на западе. С неба доносится нарастающий свист бомбы. Взрыв - и одна из двух наших огневых точек смолкает. Огонь уцелевшей становится еще более ожесточенным. Противник взмывает вверх, почти к своему строю, и разворачивается для новой атаки. И тут пулемет на земле захлебывается.

Станислав Лидерман поднимается из своего укрытия и мчится к пораженной огневой точке. Точным движением срывает с покосившихся пулеметов магазины и стремглав возвращается к своим. Ревя обоими моторами, фашист сваливается на пулемет, и Лидерман открывает огонь по пикирующему "мессеру". У него разом вспыхивают оба мотора. Не успев даже пошевельнуть рулем, он врезается в землю позади нас... А Лидерман, раненный, падает у пулеметной установки.

Еще два немецких истребителя, чертя дымами по уже светлому небу, валятся к земле. Видно, как стремительно сметают противника с неба над нашим аэродромом подоспевшие летчики подполковника Зайцева. Через минуту грохот ожесточенного воздушного боя стихает. Но на аэродроме бушует пожарище. Дотла сгорели четыре наших самолета; две машины выведены из строя; четыре техника и шесть солдат из батальона аэродромного обеспечения ранены; тяжело ранен наводчик Лидерман, сбивший два вражеских бомбардировщика.

Только что сообщили: вражеская колонна противника наведена по радио шпионом, которого удалось захватить вместе с рацией.

На КП пришел полковой врач.

– Лидерману плохо. Погрузили в санитарку. В госпитале будут оперировать.

Дверь распахивается. Появляются люди с пистолетами в руках. Вперед выталкивают рослого, атлетически сложенного белобрысого парня. Он в немецкой летной форме, без шлема, с оборванными на местах планшета и кобуры ремнями. Докладывают:

– Это со второго сбитого "мессера".

Мальчишеское лицо пленного исказила наглая улыбка. Он проговорил что-то.

– Что он говорит, доктор?

– Мне известен приказ вашего командования, запрещающий расстреливать пленных,- переводит доктор. Гитлеровец рассаживается на скамейке у стола.

– Встать, сволочь!
– сорвавшимся голосом закричал Глыга, и пистолет его заходил перед лицом гитлеровца.- Встать, говорю! Перед тобой старший советский офицер!

– Товарищи,- едва сдерживаясь, успокаиваю я летчиков.- Убрать оружие.

Пистолеты исчезли. Стоявший перед нами гитлеровец засунул руку за пазуху и выбросил на стол два свертка. Доктор осторожно, кончиками пальцев развернул их и сморщился. Что-то изменилось в поведении пленного. Он стал заискивающе улыбаться. В пакетах оказались эрзац-шоколад и порнографические открытки.

Тишина наступила разом. Немец побледнел. Журавлев и Яковлев плотно обхватили Глыгу за руки. Иван заговорил:

– Доктор, скажите этой твари, что порешу его, невзирая ни на что, если еще попробует. Я...

– Я, я...- забормотал фашист.

Все рассмеялись. Фашистский летчик замер в положении "смирно". Доктор начал переводить наши вопросы. Не потребовалось и пятнадцати минут, чтобы узнать от пленного все. Его зовут Ганс, родом из Баварии, звание обер-лейтенант. Его самолет сбит нашим зенитным огнем. Ганс - единственный уцелевший из экипажа. Бомбардировщики наведены агентурной разведкой. Его полк базируется под Краматорском и укомплектован летчиками высшей школы бомбардиров. До недавнего времени полк действовал в Италии.

Пленный отвечал автоматически. В его взгляде не было мысли. Судьба своего полка, войны уже нисколько не трогала его, он беспокоился только о своей жизни. Его отправили в штаб воздушной армии.

Недели через две мы слышали по радио обращение пленного к немецким летчикам с призывом прекратить грабительскую войну.

Организовав восстановительные и маскировочные работы, мы вылетели с Н. Сысоевым в штаб воздушной армии. В. А. Судец принял нас сразу. Успокоил, дал распоряжение о внеочередном пополнении полка самолетами, усилении зенитной и воздушной защиты нашего аэродрома, одобрил предложенные нами меры по переустройству обороны. Времени у командующего было в обрез: он торопился. Но когда мы стали рассказывать про пулеметчика Лидермана, генерал внимательно выслушал и, помолчав,заговорил:

– Люди-то у нас какие! Одно сердце против четырех моторов... И побеждают! Вот орден Красной Звезды. Вручите немедленно эту награду от имени Военного совета и меня лично... Таких ценить надо. О таких всем рассказывать надобно!И генерал проводил нас к выходу.

Лицо Станислава было болезненно-бледным. Пулеметчик лежал с закрытыми глазами. Сестра чуть тронула его. Он приоткрыл глаза и сразу же попытался подняться.

Громов с Сысоевым помогли ему.

– Генерал Судец прислал нас к тебе. Станислав! Ты награжден.- И я протянул ему сверкающий орден.