— Метр шестьдесят, вообще-то, — смеётся Аля и тащит меня за руку в столовую, где Инна Петровна, бессменная наша домработница сколько себя помню, уже накрыла стол, источающий невероятные запахи.

Как же иногда приятно вспомнить детство, когда возвращаешься с репетиции или просто со двора, где мы с Алькой, наболтавшись в бассейне, прибегали на кухню, а Инна Петровна награждала нас пирожками с капустой или с яблоками. Мама, конечно, не особо жаловала такую пищу, но закрывала глаза. И всё было так беспечно и легко, пока не появлялся он. Приезжал из своих командировок и всё портил. Воспитанием занимался, матери нервы портил, мужиком себя чувствовать хотел, самоутверждался. Алька глазищи как блюдца делала, он и таял, а мне доставалось. Просто потому, что сделка прошла не на его условиях или нишу занимал более удачливый конкурент. И тогда единственным его развлечением было воспитать из сына настоящего мужчину при помощи пьяных нотаций или подзатыльников. Он столько раз выговаривал матери за то, что отвела меня на танцы. Запрещал. Но я сбегал на репетиции даже из закрытой комнаты, вылезал из окна второго этажа и по крыше перебирался в Алькину через окно, а оттуда крался через кухню на чёрных ход. Помню, однажды был скандал, они с мамой закрылись в кабинете и долго о чём-то приглушённо спорили, потом отец вышел, презрительно глянул на меня, но больше не препятствовал моим занятиям хореографией.

— Дети, как же редко мы все вместе собираемся, — мама грациозно присаживается на стул и берёт в тонкие пальцы вилку. — Мы с отцом скучаем.

Особенно отец. И особенно по мне.

— Да они же у нас занятые дальше некуда, — отец поджимает губы.

— Вить, ну Аля на практике почти весь день, да и Костик её вечером ждёт. А Макс учится, — мама тоже пытается сгладить обстановку, смутившись своего замечания. Уверен, она очень старалась устроить этот ужин.

— Ага, — отец отпивает большими глотками вино из бокала и промакивает губы салфеткой. — а его потом кто только не ждёт.

Кто бы, мать его, говорил.

— Максим, — теперь уж он обращается ко мне. — Когда ты уже нагуляешься? Пора бы и девушку постоянную завести.

Он серьёзно? О постоянстве решил лечить меня? Тухлым лицемерием понесло так, что дышать стало трудно.

— На следующей неделе на фирме будет проходить неформальная встреча, тебе нужно присутствовать как будущему руководителю отделением. И хотелось бы спутницу приличную, а не очередной эскорт.

Я замираю так и не откусив кусок от курицы. Терпение трещит от бешеного натяжения. Отодвигаю от себя тарелку и смотрю отцу в глаза.

— Я тебе сказал, что меня твоя фирма не интересует, и ни на какие сборища я приходить не собираюсь.

— Ну конечно, — парирует отец, откусывая кусок мяса, а меня едва не выворачивает. — Тебя же только задом трясти интересует.

Мама бледнеет, Алька бегает глазами с меня на отца, не решаясь вмешаться в этот раз. Нельзя позволить ему вывести меня из себя, обеспечив матери ещё один вечер в слезах и мигрени.

— Слушай, отец, — откидываюсь на спинку стула. — Я позволил тебе запихнуть меня в этот универ, на специальность, которая лично мне и даром не сдалась, взамен ты обещал отстать от меня. Какие теперь проблемы?

— Проблемы в том, Максим, — отец наклоняется немного вперёд, надеясь воздействовать на меня, — что ты — мой сын.

— Ну я давно знаю, что для тебя это проблема.

Мать судорожно вздыхает, а отец краснеет от ярости.

— Не перебивай! Проблема в том, что ты слишком легкомысленный. Эти твои танцы и бесконечные девки! Ты и дальше так по жизни идти будешь?

— А тебе какое дело?

— Витя! — мать кладёт руку отцу на запястье, пытаясь утихомирить, но тот, кажется, снова дорвался до воспитания. Только ты, папа, немного опоздал.

Дальше они уже ругаются между собой, потому что я выхожу на улицу и утыкаюсь взглядом в темнеющее небо. Всё как всегда. И я давно перестал себя винить в подобных ссорах. Алька тоже выходит ко мне, и она не выдержала этого дерьма. Молча обнимает сзади, прижавшись щекой к спине.

— Забей, Макс, — всё же решает высказаться сестра. — Он бесится, что ты к нему не приползаешь. Давно ждёт этого, а ты всё никак.

— Пусть даже не ждёт, — усмехаюсь невесело.

В кармане джинс вибрирует телефон.

— Привет, Ромыч, — отвечаю другу.

— Бро, ты у предков? В Багдаде всё спокойно?

— Ага. Хер там. Всё как обычно.

— Тогда может в общагу? Девчонки уже дважды звонили, Белый тоже обещался подъехать.

— Нет, я пас. Настроение — дерьмо.

— Ну вот и поднимем. И не только настроение.

— Пошёл ты, — усмехаюсь, этот баламут кому угодно настроение поднимет. — Себе поднимай, у меня всё и так работает.

Алька хмыкает, называя нас придурками, в тишине вечера ей прекрасно слышен разговор с обеих сторон.

— Ну и как хочешь, — голос у Должанова становится вдруг абсолютно равнодушным. — А мы с Валиком всё ж подъедем, как раз понаблюдаю, как твоя мышка влилась в общажную жизнь.

Внутри что-то неприятно задевает. Сам не пойму что, но коробит как от звука сорвавшейся струны. Почему бы и не поехать? Всё равно семейный ужин уже похоронен. Надо развеять голову, отвлечься.

— Ромыч, хрен с ним, поехали. Я на колёсах, буду у тебя через полчаса.

Отключаю Должанова и напарываюсь на внимательный взгляд сестры.