Конечно же, не мог Леонардо не удивиться и Зороастро: его друг, будучи наполовину парализованным, не проводил бессмысленно время. Слабо подвижными руками, с пеной струящихся изо рта слюней, он упорно старался заниматься гравировкой керамической и бронзовой посуды, для чего изобрёл специальный приводной механизм, работавший от движений головы: длинные ремни шли от головы к колесу, на оси которого стоял вращающийся стержень стального гравировочного карандаша. Двигая головой вперёд и назад, Зороастро разгонял тяжёлое колесо, а потом, подставляя посуду к вращавшемуся гравировочному карандашу, начинал осторожно водить нарисованным на ней рисунком по его острию; рисунки на посуде для него делали ученики Леонардо.

–– Тебе нравится, Лео?! – едва выговаривая слова малоподвижным ртом, булькая слюнями, смотрел на него с надеждой Зороастро. – Тебе нравится?!..

–– Нравится ли мне? – обнял его Леонардо. – И ты ещё спрашиваешь?!.. Да я восхищён твоей изобретательностью и твоим жизнелюбием!.. Ты задашь пример самым отчаявшимся в жизни!..

–– Это я сам! – умилённый сердечным отношением друга, всхлипывал Зороастро; из его глаз по щекам текли крупные капли слёз. – Это я сам, Лео!.. Это я сам!..

Когда Леонардо разжал свои объятия и чуть отстранился от него, то все увидели, что и у него по щекам пролегли бороздки слёз; в глазах – сострадание и поклонение жизнестойкости друга.

–– Я не видел в своей жизни ничего более прекрасного, милый мой Зороастро! – улыбнулся он сквозь слёзы. – Твои гравированные картины на посуде – самое лучшее, что создано в этом мире!.. Поверь мне!

–– Это я сам!.. Сам, Лео!.. Сам! – продолжал, пуская слюни, всхлипывать Зороастро.

Они не могли оторваться друг от друга. Связывающая их долгие годы непорочная дружба сделала их почти одним целым, а долгая разлука ещё больше обострила их чувства.

–– Учитель, пришёл сеньор Мартелли! – оторвал их друг от друга голос Джованни Бельтраффио.

Поцеловав друга в лоб и пожав ему лежавшие у него на коленях руки, Леонардо отстранился от него и, извинившись, направился в гостиную. Но уже на пороге мастерской его кинулся обнимать сеньор Пьеро Мартелли.

–– Подхожу к мосту Санта-Тринита, а мне навстречу – Матурина; глаза у неё светятся от счастья!..– радостно восклицал он. – Думаю: всё ясно! Я ей даже рта не дал открыть, – говорю: «Бегу-бегу, уже всё понял!..» А она мне: «Я к Лизе!» Надеюсь, она успела кое-что рассказать тебе о ней и о том, что случилось здесь, пока ты был в Риме?

–– Да, рассказала…

–– Ну-у…– увидел Мартелли в глазах Леонардо неловкость. – Я пытать тебя ещё одним рассказом не буду, так, что можешь быть спокоен! Лиза придёт и сама тебе обо всём расскажет со всеми подробностями… Вы ужинали?

–– Нет ещё…– обернулся Леонардо и посмотрел на учеников и Зороастро. – Ждали тебя!.. Да, и Лизу с Матуриной неплохо бы дождаться…

–– Хорошая мысль!.. Я сейчас пойду, распоряжусь насчёт ужина, а ты пока отправляйся в мою рабочую студиоло наверх и жди меня там… До ужина кое-что обговорить надо, а то завтра будет некогда: с утра тебе предстоит встреча с гонфалоньером Содерини!.. – он снова обнял Леонардо. – Ты представить не можешь, как я рад тебя видеть живым!

–– Почему живым?

–– Так слухи разные приходили из Рима!.. Я им всего не рассказывал, – кивнул Мартелли на растерявшихся от его слов учеников Леонардо. – Берёг, так сказать, их от дурных известий… Кубикуларии донесли в Совет Синьории, что дон Чезаре Борджа арестован, а часть его войска покинула Рим и ты вместе с ними…

–– Это полная ерунда! – отмахнулся Леонардо. – Просто папский секретарь, кардинал Перуджи, в целях моей безопасности, пока Александр VI и герцог Валентино были больны, попросил меня никуда не выходить из мастерской! А ваши кубикуларии, не видя меня на улицах города, видимо, сделали вывод, что я ушёл из Рима с частью Церковного войска… И почтовый курьер гонфалоньера Содерини не догонял меня в пути, он просто оставил письмо гостиничному камерарию…

–– Вот прохвост! – возмущённо воскликнул Мартелли. – А нам сказал, что передал письмо для тебя доверенному оруженосцу герцога Валентино, а тот, в свою очередь, ему ответил, что вышедшее из Рима войско разделилось на две части: одна часть ушла в ущелье Апеннин; другая – погрузилась в Порто-Чезенатико на корабли и вышла в море… И к какой из этих групп присоединился ты – неизвестно!.. А тут ещё наши тайные кубикуларии сообщили, что, якобы, обе эти группы бесследно исчезли!.. Мы из-за этого венецианских каналостроителей пригласили!..

–– Так вот, оказывается, откуда взялись венецианские каналостроители! – всё стало понятно для Леонардо.

–– А ты всё-таки не исчез бесследно с теми двумя группами! – не обратил внимания на его тихую реплику Мартелли. – Вернулся из Рима во Флоренцию живым и невредимым!.. Постой, а куда ж тогда исчезло высланное из Рима Церковное войско?! – вдруг озадачился он.

Леонардо вспомнил, что ему говорил дон Чезаре Борджа по поводу ушедшего из Рима части его Церковного войска, и его озарила страшная догадка. Лёд, застывший в его глазах, заставил замолчать всех, кто был в мастерской. Застыв в ожидании, они не сводили с него взгляда.