–Чего ты?.. Чего так рано?

Я пожал плечами, отвечая, что видел страшный сон и больше спать не могу.

Мариночка с сожалением поглядела на меня и равнодушно сказала:

–А ты побольше думай обо всем. Ты инфаркт хочешь получить, что ли?

–Не хочу… А ты помнишь старое изречение философа: я мыслю, следовательно, существую?

–Мой философ – шизофреник помнит философию, кото-рую бросил?– снисходительно усмехнулась Мариночка.

Я решил больше не обмениваться ехидными репликами, как в прошлые дни, поэтому промолчал.

Уходя, Мариночка радостно сообщила:

–Да, не забыть бы сегодня вечером посмотреть Прямую линию с Вождем!

–И ты надеешься услышать что-то новое?– поинтересо-вался я.

–Как же… Раз в год такое показывают…

Я не удержался от ехидного комментария:

–Телевождь вновь наобещает сегодня больше, чем раньше.

Мариночка занервничала:

–Ой, хватит тебе!… Зануда! Говорят, о коррупции скажут.

–Гм, о коррупции?.. Еще в 1760 году царица Елизавета

издала закон, запрещающий взяточничество чиновников. Не знаешь, когда этот закон вступит в силу?

Услышав мою реплику, Мариночка замахала руками, покраснела от волнения, но ничего ответить не смогла. Наскоро поев, она ушла, не попрощавшись.

А вечером Мариночка уселась перед любимым телевизором и стала слушать долгожданную программу, смотря на Телевождя с нескрываемым обожанием. Я сел сзади нее на диван, отвернувшись от телеэкрана.

«Прямая линия челобитья началась,– подумал я с грустью.– Эдакий пещерный диалог с власть имущими! Подобно диалогу жителей каменного века. В пещеру к вожаку племени с поклонами входят несколько просителей, они слезно просят чего-то своего вождя, а он равнодушно отвечает, мол, хорошо, постараемся вам помочь, мои рабы!

Гм, надувшийся пузырь…»

Мариночка просидела молча примерно полчаса, потом обернулась, спрашивая:

–А ты сидишь такой грустный? Сядь рядом.

–Не хочу,– коротко ответил я.

–Тебе там сзади плохо видно.

–А я не смотрю. Только прислушиваюсь, хотя и это мне не хочется.

–Почему?

–Не задавай мне риторических вопросов.

–Риторических?

–Вот когда на колени просители станут, скажи, посмотрю.

–На колени вставали в другой программе,– уточнила недовольно Мариночка.

–Ладно… Я чай пью с удовольствием, не мешай.

–Подумаешь!– вспыхнула Мариночка.– Сейчас желающие будут задавать вопросы.

–И ты тоже желаешь участвовать в этом политическом шоу?– снисходительно усмехнулся я.

Иногда я некстати говорю то, что думаю, и это сильно

мне вредит.

Услышав мою очередную реплику, Мариночка зашипела от злости:

–Зануда и неудачник! Надоел!

–Может, тогда разведемся?– уныло предложил я, не смотря на Мариночку.

–Хорошо, тогда разведемся. Надоел!

Я промолчал, чем сильно задел Мариночку. Она бросила несколько тарелок на пол в бессильной ярости.

–Молчишь, да? Молчишь, философ – шизофреник?

Через минуты две я решил ответить:

–Философ не может не мыслить. Думающий человек не может не задавать вопросов. Человек отличается от скотины тем, что он мыслит. А скотина лишь жрет да смотрит, но не мыслит. Правду мать тяжело слышать!

Мариночка вскочила, восклицая с отчаянием:

–Да хватит тебе! Ворчун и зануда! Хватит твоего критиканства! Может, еще сейчас вопросы ведущему задавать будет?

Я оживился:

–И задам свои вопросы! С удовольствием их задам!

–Ты спятил?– испугалась Мариночка.

–А что? Ты же слышала, просили зрителей задавать вопросы.

–Да, но…

–Согласно Конституции нашей страны, статья три, пункт два, гражданин наделен полномочием осуществлять свою власть непосредственно.

–Чего, чего?– неожиданно вздрогнула Мариночка.

–Гражданин имеет право задавать вопросы слугам народа, понимаешь? И мне должны четко отвечать на вопросы, разъяснять, если что-то непонятно, а не уходить от вопросов, говоря стандартные равнодушные фразочки, мол, все хорошо, а будет еще лучше в грядущей пятилетке!– отрезал я.

– И ты… ты хочешь вот это сказать?

–Мечтаю!

–Дурак муж!

–Разведись, не будет у тебя дурака!– парировал обиженно я.

–Разведемся!.. Лучше помолчи.

–И не буду молчать!– упрямо стоял на своем я.– Наши граждане сейчас поступают по разному: или встают на колени от отчаяния, записывая свои видеообращения, ходят на митинги, хотя боятся быть побитыми полицейскими дубинками, или же пишут петиции.