Валентинов Андрей
Шрифт:
Сперва негромко, недружно, растерянными слабыми голосами, затем все звонче, все сильнее:
– Вражеских полчищ огромных не бойтесь, не ведайте страха,Каждый пусть держит свой щит прямо меж первых бойцов,Жизнь ненавистной считая, а мрачных посланцев кончины -Милыми, как нам милы солнца златого лучи!Равнялись ряды, светлели лица. А эмбатерия гремела уже во всю мощь, сгинул омерзительный голос стрел, затвердели взгляды, и первый раз мелькнула растерянность в черных глазах кемийских зверобогов.
– Воины те, что дерзают, смыкаясь плотно рядами,В бой рукопашный вступать между передних бойцов,В меньшем числе погибают, а сзади стоящих спасают;Труса презренного честь гибнет мгновенно навек!Давний, страшный напев звучал над проклятой Фимбрийской равниной. Эмбатерия, песня Смерти – песня победы. И вот слитно, дружно колыхнулись копья. Загремели медные щиты.
– Срамом покрыт и стыдом мертвец, во прахе лежащий,Сзади пронзенный насквозь в спину копья острием!..– Ахе-е-е-ейцы! Дети мои-и! Братья-я-я!
Тяжелый железный крик обрушился словно с самих небес. И похолодел я, узнав голос, который мне никогда не забыть – голос Атрея Великого.
– Впере-е-е-е-е-е-ед!!!
Вздрогнула земля от первого шага. Вздрогнула, застонала.
– Впере-е-е-е-е-ед! Родные боги с нами-и-и!!!
Исчез нелепый человечишка в помятом, залитом вином хитоне. Атрей Великий вел Элладу в бой.
– Добрая слава ахейцев в веках никогда не померкнет,В царстве Аида живя, будем бессмертными мы!..В царстве Аида живя, будем бессмертными мы!
– Фоас, ты ранен но... надо подсчитать наших, всех кто...
– Нет, брат Диомед, мертвых считать не будем, будем живых считать. Меньше считать придется, брат Диомед...
– Эй, Смуглый, жив?
– Н-ничего, Диомед, по голове навернули... Болит... Полежать бы немножко...
– Холодную повязку, на ноши, в шатер!..
– Не надо ноши, сам дойду. Только спалили мой шатер...
– Тогда в мой. Там поспокойнее будет – без твоих девок!
– Тидид... Я... Я сегодня был хорошим Диомедом?
– Ты всегда был хорошим Диомедом, Эвриал Мекистид! Получше меня – это уж точно.
– Ну чего, Капанид, как твоя... басилисса? Не пропала?
– Хвала богам! Гетайры успели вынести... Давай завтра, как Эвриал очухается, пир устроим. Маленький, для наших только. Вот там я вас и познакомлю. Она такая... такая!..
– Диди-ладо! Дили-дили! Эфиопов мы побили...
– Заткнись, козел! Нашел время!..
На огромной ладони – приметная клювастая птица.
– Держи, Тидид! На память. Ты ведь знал этого Мемнона.
– Мемносе, – вздохнул я. – Впрочем, какая разница?.. Это Гор-Сокол, Лигерон, царский знак из Кеми. Ты его лучше домой отвези, в храме повесишь.
– Держи, держи... Кому он нужен... в храме...
Малыш грустно улыбнулся, покачал головой и ловко накинул мне на шею золотую цепочку. Одной рукой накинул. Вторая висела на повязке, из-под которой все еще сочилась кровь.
Черная. Теперь уже не спутаешь...
Он так и дрался – одной рукой, без щита. В самый решающий миг, когда капризная Ника-Победа все еще выбирала, Пелид все-таки сумел прорваться к золотой колеснице воеводы Ра. Он хорошо запомнил, что надо бить по вождям.
И все равно, только к ночи мы скинули их в море. А потом еще пришлось добивать троянцев, не успевших скрыться за стенами.
И снова победа. Но радоваться нет сил. Ни у меня, ни у Пелида. И Аякс Теламонид грустен – сидит рядом, молчит. Сопит только.
– Антилоха Несторида жалко, – вздохнул Лигерон. – Они с Патроклом дружили. Я скажу, чтобы всех нас похоронили в одном толосе...
Что-то было не так. Совсем не так. И не только потому, что впервые малыша ранили по-настоящему. И тут я понял. Сегодня он назвал меня Тидидом – не «дядей». Тоже впервые. Малыш Лигерон – седой, грузный, широкоплечий, с грязной щетиной на грязном лице – стал взрослым.
– Толос – отставить, – как можно спокойнее проговорил я. – Что за мысли, лавагет? Да возьмем мы эту проклятую Трою! Я возьму! Ты возьмешь! Через неделю, обещаю!..