Ариэль испытывал двоякое чувство. Ему нравилось, что Гели привлекла его к разбору материалов, оставшихся от покойного мужа. В этом, а не только в том, что теперь по ночам их волосы смешивались на подушке, выражалось её доверие. В сущности, если откинуть всё личное, читать было интересно. Вот только сделать это никак не получалось. За скупыми строчками научного текста, за столбцами таблиц он видел лица тех, с кем вместе вырос. Далеко не все они были ему друзьями, но братьями — все.

На примере Арианы и Гели он уяснил, что родственники не обязательно нежно любят друг друга, но если беда пришла, становятся на защиту родной крови. А с парнями, выросшими вместе с ним на базе его связывало нечто большее, чем примитивные одинаковые гены. Это была общность судьбы с первого дня жизни.

Поэтому читать о них, как о биологических объектах оказалось тяжело. Ещё отвратительнее было читать такое о себе. Ариэль с трудом сумел абстрагироваться. Отметая всё личное, он воспринимал только научную сторону информации, но это давалось ему непросто: к ночи он бывал эмоционально выжат досуха.

К счастью, рядом была Гели. Он припадал к ней, как умирающий от жажды к роднику чистейшей воды, и она дарила покой и утешение. Теперь их ночи были не такими безумными и жаркими как та, первая, которую он благоговейно хранил в памяти, зато они наполнились неизъяснимой нежностью.

Он быстро привык к новому образу жизни.

Несмотря на то, что его жизненный опыт был крайне ограничен, Ариэль обладал пластичной психикой и легко приспосабливался к новым условиям жизни. Стоило всё хорошенько обдумать и сказать себе: теперь живём так, и он уже плавал как рыбка в новых условиях существования, особенно если они были такими благоприятными, как здесь, на острове у Гелены.

Он полюбил просыпаться по утрам и видеть, как, прижавшись к нему, тихонько сопит женщина, которая стала для него всем миром. В эти мгновения ему казалось, что он хранит и защищает её. Конечно, это была иллюзия, скорее Гели была ему защитой, чем он ей, и Ариэль прекрасно это понимал, но всё равно мимолётное чувство, что он мужчина и защитник, грело ему душу.

Сидеть рядом с ней в кабинете и пополнять таблицу, которую она с такой жадностью изучала, нравилось меньше. Если бы не было рядом Гелены, он бросил бы эту работу, едва начав. Но в том, чтобы вдвоём делать одно дело, содержалась удивительная, терпкая сладость, которая удерживала его от того, чтобы закричать: “Нет! Всё! Больше не могу и не хочу!”

Вот только ему и в голову не могло прийти то, чем закончится их труд. Он уже расслабился и представлял себе недели и месяцы прекрасной совместной жизни, как грянул гром.

Он нашёл записи о том, что сделал Карл Йенссон, а вместе с ним знакомые ему Беша и Ватанабэ, с гелиной идеей удаления ошибок считывания. Она вцепилась в эти записи как хищник в добычу. Только вот реакция на прочитанное оказалась странной. Вместо того, чтобы успокоиться, Гели заволновалась и начала звонить сестре.

Ещё одним признаком доверия Ариэль счёл то, что она не ушла в другую комнату и не попросила его выйти. Просто сдвинула своё кресло на колёсиках так, чтобы он не попадал в объектив камеры. Выходило, что у неё от него секретов нет, не то, что от Арианы.

Начало разговора тронуло парня до глубины души. Он не просил, даже не намекал, она сама решила помочь ребятам и сама назвала их его братьями! За одно это намерение можно было лечь за неё костьми!

Но когда Ариана кокетливо спросила, куда девался Фред, у Ариэля внутри все замерло. Этот человек раздражал, злил Гелену и за это он готов был его уничтожить, но намерение не переросло в действие. Ариэль даже не сунулся на причал, где стоял глайдер Марсдона, чтобы ненароком не сделать с ним чего-нибудь вредного и опасного, и вздохнул с облегчением, когда тот улетел.

А этот гад, оказывается, не добрался до места назначения, и теперь Ариэля терзало чувство вины, тем более глупое, что он твёрдо знал: ничего плохого он Марсдону не сделал.

После разговора с сестрой Гели выглядела такой несчастной и потерянной. Если она думает, что это он испортил глайдер Фреда…Ариэль не выдержал, начал оправдываться и сразу понял: она в нём не сомневается. Просто ей страшно. Он слишком плохо представлял себе положение дел, чтобы видеть источник этого страха, но одно ему было совершенно ясно: это как-то связано с ним и его братьями.

Последовавший за этим разговор с господином Квентином Ригелом напугал самого Ариэля.

Старший брат Гелены оказался внешне привлекательным господином из тех, над кем хорошенько поработала современная медицина: лицо и тело без возраста. Одно было ясно: он гораздо старше Гели. Настолько, что мог быть её отцом. В пляжном наряде господин Квентин чувствовал себя не в своей тарелке, а когда он начал рассказывать, как жена заманила его в отпуск и бросила одного, Ариэлю и вовсе стало смешно. Он уже уяснил, какой величиной в галактическом обществе являлся глава семьи Ригел, так что понимал: вряд ли кому-то довелось видеть этого монстра современного бизнеса таким: обиженным и потерянным. Вот только толку от него сейчас не было никакого.