— Что там такого важного и суперсекретного делает для вас мой отец, что его нельзя беспокоить такими пустяками, как его собственная дочь? — съязвила я, не удержалась.

— Мы тебе обязательно расскажем и даже покажем, как только он завершит проект. А сейчас это не настолько важно. Сейчас главное другое…

Алекс не успевает договорить, я обрываю его слова, резким:

— Вот видите…вы опять мне не доверяете, — усмехаюсь с иронией и горечью. — Думаете, что я не смогу чего-то принять и понять? Это не вам решать, что может меня расстроить, а что нет! Больше всего меня расстраивает то, что вы мне лжете и не доверяете. И сейчас опять говорите какую-то чушь! — волна необъяснимой ярости вновь накрывает меня и грозит превратиться в бурю.

— Малышка, успокойся. Поверь, это все временно, — бархатный голос Николаса обволакивает, заставляя сердце биться сильнее. — Как только твой отец закончит исследования, мы устроим вам встречу. Я обещаю, — он уткнулся носом в мои волосы, вдыхая их аромат, а руки обвились вокруг талии. — А сейчас мы должны подумать о тебе…и о нашем малыше.

Малыши…

Мои крошки. Как же я забыла о них?

Мысли о детях вмиг потушили бушующий во мне ураган. На душе вновь стало светло и спокойно.

Да, так просто мне от близнецов теперь не отделаться. Дети связали нас незримой нитью, и эту связь уже никто из нас не сможет оборвать.

— Вы знаете?

— Иво нам сказал. Малыыышка, — выдохнул Ник и поцеловал меня в висок. — Поэтому сейчас самое главное это ваше здоровье.

— Иво уже сказал тебе, что ты меняешься и совсем скоро станешь такой, как мы. Мы поможем тебе справиться с первыми самыми сильными волнами агрессии. Потом, ты научишься ее контролировать, — говорит Алекс, обдавая теплым дыханием мое ушко, — Поэтому завтра мы полетим домой в Сиэтл, пока твои метаморфозы не достигли пика.

Я даже не заметила, как в какой-то момент оказалась зажата между ними. Сильные руки уже вовсю блуждают по моему телу. Ласкают. Дразнят. Берут в плен. Сладкий дурманящий плен, в котором я готова находиться вечно. Но…не сегодня и не сейчас.

Как же умело они умеют манипулировать моим телом, как искусно и слаженно работают. Как два музыканта виртуозно владеющих инструментом. Я для них инструмент, а мое тело струны, касаясь которых они начинают звучать, вибрировать, дрожать.

Эти два вампира стали моей слабостью, моей зависимостью, моим наваждением. И это меня бесит! Потому что разумом понимаю, что я не должна позволять им манипулировать собой. Особенно после всего того, что случилось, после их лжи и…даже сейчас…они снова мне не доверяют…пытаются подчинить, навязать свою волю. И вопреки всему я отчаянно хочу прикоснуться к ним. До дрожи в руках. До нестерпимого зуда в кончиках пальцев. Но я не могу…не должна…

«На этот раз будет, по-моему!» — подумала и решила я.

— Нет, — говорю и чувствую, как их руки замирают, и они напрягаются. — Я никуда с вами не поеду.

Выбираюсь из тесных объятий. И они отпускают, не пытаются держать, лишь смотрят на меня в недоумении.

— Мне нужно время. Чтобы побыть одной…подумать….

— У тебя нет времени, Ники, — рявкнул Алекс. — Совсем скоро ты станешь кровожадной хищницей, — говорит, а сам наступает на меня, припечатывая словами, как хлесткими пощечинами по лицу. И я понимаю, что он прав.

Чертовски прав, но только я еще не успела это осознать. — Единственной твоей мыслью будет кого-нибудь сожрать. Осушить. Выпить досуха. И ты ничего не сможешь сделать с этим чувством, оно будет сильнее тебя. Оно будет управлять тобой, пока ты не сможешь с ним совладать. А это ох, как не просто, Ники. Поверь мне.

— Я справлюсь. Вы же смогли справиться сами, — говорю, а сама не верю в свои слова.

Смогу ли я? И что меня вообще ждет? Я ведь даже понятия не имею, что со мной будет происходить дальше.

Но я не могу сказать иначе, не могу поддаваться…

Близнецы усмехаются одновременно и качают головой, словно я сказала, что-то глупое, как ребенок, неразумный и наивный.

— Нам понадобилось много-много лет, чтобы научиться контролировать этот животный голод. И даже перед тем, как просто научиться пить кровь, мы перегрызли не одно горло, как дикие звери, рвали свои жертвы на куски, не заботясь о том, что мы лишаем жизни живое существо.

Я сморщила носик, живо представив эту красочную картину, где я, как дикий зверь рву на клочки какого-нибудь невинного человека.

Меня даже в пот бросило.

М-даа. Такая перспектива мне совсем не нравиться. Ну, вот совсем!

— Ничего. Справлюсь…как-нибудь, — это я сама себя успокаиваю, а не их. — Но с вами я сейчас никуда не поеду, — говорю упрямо. — Я больше не верю вам.

По лицам близнецов я поняла, что «кто-то» сейчас сильно не доволен.

Как же! Я посмела перечить! Они к такому не привыкли.

На скулах заиграли желваки, черты лица заострились стали более жесткими и непроницаемыми. В хищном взгляде вспыхнуло, что-то такое…что мне совсем- совсем не понравилось.